Юфрозина, однако, была настроена решительнее отца мужа, собираясь посвятить его в подробности своей семейной жизни. Кто ей поможет, если не он? До пира ей даже не приходила в голову мысль, что супруг может пренебречь своими обязанностями. Она хотела дитя и собиралась исполнить свою мечту, чего бы ей это ни стоило:
— Мы почиваем в разных покоях.
— Я поговорю с ним. — Он знал, что робость сына не вызвана его неопытностью. Ирмгард не девственен. Смущало другое — женщина была настолько откровенна, что щекотливая тема не вызывала в ней неловкости.
— Не думаю, что это что-то изменит. Он даже не смотрит в мою сторону. Дитя должно зачаться в любви и согласии. Вы ведь не станете отрицать этого?
Он станет. Ещё как станет!
— Не совсем согласен с вами, — твёрдо заявил мужчина, пока смутно представляя, как будет переубеждать женщину. — Бывают обстоятельства…
Его перебили. Мягко и тихо:
— Вы хотите рассказать мне о долге? Тогда скажите об этом своему сыну, ваше сиятельство.
— Ступайте, госпожа графиня… — Больше он ничего не смог из себя выдавить. — Чёрт знает, что здесь творится…
Недоумённо смотрел в закрывшуюся дверь. Что ж, предстоит разговор с сыном. А о чём говорить? Как бы он действовал на его месте? Герард чертыхнулся, перевернувшись к окну, уставившись в него. Он постарался учесть всё, когда заключал это брачное соглашение. Не учёл, казалось бы ерунды, самой малости — возможности отсутствия симпатии между невестой и женихом. Тогда это никого не заботило и казалось незначительным. Кого в этом винить? Ирмгарда? Графиню? Обоих? У них было достаточно времени, чтобы присмотреться друг к другу и привыкнуть к мысли о совместной жизни. Вот и присмотрелись. Результат — разные опочивальни.
Мужчина задумался… Он никогда не видел, чтобы Юфрозина старалась сблизиться с женихом, привлечь его внимание этими их разными женскими уловками и штучками. Она никогда не шутила. Смеялась — да. Держа в руках человеческий краниум. Это выглядело зловеще и противоестественно. Но она не бесчувственна. Она — женщина. Почему-то вспомнились её прикосновения к нему, её слёзы и губы на его лице:
— Дьявол её бери! — его сиятельство потёр ноющую грудь, сознавая, что не всё так просто. Похоже, жена сына влюблена не в своего мужа.
Перед глазами всплыло смеющееся лицо Таши, искрящиеся лукавством глаза, послышался громкий заразительный смех. Всевышний! Больше всего он хотел лишиться этой памяти, сводящей с ума. И в то же время хотел видеть свою Птаху, хотя бы в видениях. Перебирал в памяти все моменты с её участием со времени появления в замке. По крупицам, день за днём восстанавливал её жизнь под его покровительством. Стиснув зубы, выл от тоски. Тело терзала бессонница.
— Это правда? — Ирмгард опустился в кресло у ложа отца.
— Ты о чём? — насторожился Герард.
— Знаешь. — Сухой бесстрастный тон. Пристальный взор. — Дядя сказал.
Его сиятельство перевёл дух: «О Таше».
— Правда. — Не отвёл глаз. Но недоверчивый взор сына не понравился. Тоже не верит, как и Дитрих? — Я её видел ближе, чем тебя сейчас. Я её держал в руках. Мёртвую.
Повисла долгая гнетущая тишина.
Отец смотрел на сына и не узнавал. Его мальчик возмужал. Пусть лицо осунувшееся и плечи поникшие, но взгляд… Взгляд взрослого мужчины. Решительный, твёрдый.
— Я знал. Она мне сказала ещё тогда… Давно… Как только появилась у нас.
— Она? Сказала?.. Таша?
— Да. Сказала, что Ангелы не живут на земле. Кива говорила, что она спустилась с небес, чтобы спасти меня. Она — мой Ангел. Моя душа. Отец, я люблю её. Всегда любил.
— И ты туда же… Лучше бы позаботился о своей жене. — Вышло хлёстко, жёстко. С укором.
— Жене? — посмотрел на отца удивлённо. Ухмыльнулся своим мыслям.
— Да, у тебя, оказывается, есть жена, — поддел Герард, недовольный взваленной на себя ролью сводника. — И она ждёт твоего внимания.
— Какого внимания она ждёт? — губы сына плотно сжались, сдерживая срывающиеся бранные слова.
— Догадайся, — вкрадчивый ехидный тон и кивок в сторону ложа. — Нам нужен наследник.
Ирмгард скривился:
— Ты не понял. Я люблю другую женщину, — задышал часто, глубоко. Глаза потемнели. — Я ненавижу госпожу Юфрозину. Она не нужна мне. — Сощурился: — А знаешь, забери её себе, раз тебе нужен наследник. Мне вот не нужен.
— Да вы что, сговорились все свести меня в могилу? — поперхнулся, закашлявшись.
— Держи, — вице-граф ткнул кубок в руки отца.
Тот, сделав глоток, захлебнулся, отбрасывая его в сторону: