— Вы сказали, что заплатили двадцать пять фунтов. Даю тридцать. — Сиятельный нервно сглотнул, скользнув в непроницаемую черноту её глаз. То, что увидел в глубине, заставило вздёрнуть недоуменно бровь. Не может быть… Он знал, когда женщина так смотрит на мужчину. В бездне взора таилась её похоть.
— Нет.
— Сорок. — Губы дрогнули, сдерживая готовое сорваться с них проклятье. Упрямая, несговорчивая, несносная мадьярка! Руки тянулись к зажиму в её волосах, таких же чёрных, как пугающая топь её взгляда. Вырвать, отнять не принадлежащую ей вещь!
— Нет. — Накрыла ладонью сокровище, дёрнувшись в сторону хозяина замка, касаясь щекой его губ. Словно огнём обожгло. Этот огонь, оставляя горячий след в груди, иссушая, плавно стекал жгущей волной, собираясь между ног у лона, сокращая мышцы желанием.
Сиятельный отшатнулся, прищурившись:
— Пятьдесят. — Короткий глухой рык недовольства оборвался. Пальцы сжались в кулак. Вены на руках вздулись. Придушить… Убить… Закопать несговорчивую мадьярку…
— Никогда и ни за что. — Повернув голову, косилась на него, боясь выпустить мужчину из вида. Да, трепетала. Не только от разгорающегося влечения. Страх тоже бывает сладким и возбуждающим.
Дёрнув стул за спинку, граф удовольствовался взмахом рук ведьмы и её гортанным испуганным вскриком. В несколько шагов достиг двери, распахивая, выскакивая в коридор, шепча проклятия.
Графиня выдохнула, переводя дух: «Демон! — крестилась, дрожа. — Искуситель!» Плечи опустились. Спина расслабленно искривилась. Из зерцала на неё уставилось чудовище: сникшее, постылое. Она сморщилась, отворачиваясь, презирая себя за слабость, за вожделение к этому мужчине. Казалось, цель близка. Она осталась в замке одна — высокопоставленная женщина. И что? Кому она здесь нужна? Кому она вообще где-то нужна? Может быть, права ненавистная русинка? Родить дитя и любить его? Отдать ему нерастраченную ласку, нежность, любить до беспамятства, как любила её мать. И он, её сын, будет почитать её, будет опорой и защитой. Он будет похож на него, своего отца: голубоглазый, с красивыми губами и цветом волос, высокий и сильный. Да… И прекрасный в своей любви к ней, его матери. Он когда-нибудь унаследует всё: этот замок, эти земли… Вице-графу нужен наследник? Он будет.
Юфрозина улыбалась своим мечтам, глядя сквозь зерцало, заглядывая в будущее, такое близкое и манящее.
Глава 8
В дверь скреблись. Наташа потянулась, быстро просыпаясь.
— Входи! — Знала, кого чёрт принёс. Эрмелинда. Села в кровати, покачивая головой. Снился Герард. Бежал куда-то…
— Я пришла, как вы просили.
— Да, идём, а то скоро стемнеет.
Они спустились на первый этаж к подсобным помещениям. Множество запертых дверей. Завтра она узнает, что за ними.
Помещения для прислуги. Клетушки. По четыре узких кровати у стен. Щели окон под потолком, наглухо закрытые ставнями. Сундуки. Столы. Табуреты. Камины? Их нет.
Мужчины жили отдельно, в другом крыле.
Те, кто имел семьи за пределами первых ворот, с наступлением темноты и завершением работ, уходили.
В конце коридора — камора с шайкой для умывания и рядом за низкой дверцей эркер со стульчаком.
Швейная мастерская. Большая комната выглядела пустой и неуютной. Когда в замке кипела жизнь, и жило много людей, работы хватало. Теперь же одна из женщин подшивала край узкого грубого полотна, вторая стояла над отрезом тёмно-синей ткани, в раздумье потирая лоб.
Увидев вошедших, швеи почтительно склонились. Выяснив, что ключ от склада с тканями находится у экономки, Наташа не удивилась:
— Ваша работа? — спросила старшую женщину, указав на одеяние сестры. Хоть синий цвет не подходил к её лицу, платье пошито качественно. Ровные короткие частые стежки, нитки в тон.
— Да, хозяйка.
— Хорошо, — довольно улыбнулась. В этом месте препятствовать пошиву одежды по её выкройкам будет некому.
На втором этаже покои господ, экономки, гостевые спальни. Остальные — нежилые и запущенные. Пфальцграфиня ограничилась беглым осмотром каждой, убеждаясь в подозрениях, что в замке не убиралось годами. Свисающая паутина, пыль, нечищеные камины, мышиный помёт по углам, затхлый воздух. Голые дощатые короба кроватей казались пьедесталами. Стулья, кресла и сундуки выглядели добротными и недешёвыми.
Третий этаж. Зайдя в первую из комнат, Наташа направилась к окну. Оконные рамы отсутствовали, не говоря о стёклах или сланце вместо них. Плотно сбитые ставни закрывались на задвижки. Девушка поёжилась. Зимой тут царство сквозняков и пронизывающего холода. Сколько же здесь жило людей при прежнем владельце? Кто им был? Если окна второго и первого этажей выходили во внутренний двор, то из окон третьего… Она распахнула ставни, впуская порыв свежего влажного воздуха.