Девушка обратила внимание, что воцарилась тишина. Не слышалось бряканье крышек и режущих слух звуков по закоптелым днищам котлов. Потрескивали дрова в камине, и под столом ворчала кошка на непоседливого котёнка. Гензель, вцепившись в столешницу и опустив под неё голову, грязной ногой тянулся к хвостатому пушистику.
— Я понятно выразилась? — Глянула на прищурившуюся Хенрике.
— А если все будут работать исправно, без замечаний, тогда как будет? И чем занять третью девку?
— За это время кто-то из наших работниц может покинуть стены замка по разным причинам и вы, Хенрике, думаете, что с завтрашнего утра работы станет меньше? — Брякнула крышка, послышались торопливые скребущие звуки, стук утвари. Понимают, о чём речь. — И это после того, о чём мы с вами недавно говорили? Вы собрались проигнорировать мои указания об уборке? — Звуки чистки снова поутихли. Внимают, работнички.
— Нет, хозяйка. Но за то, чем будут заниматься наёмные женщины, мы платим намного меньше.
— Хенрике, вы хотите оспорить моё решение? — Наташа не повышала голос и спокойно смотрела на женщину, не чувствуя неудобства или неловкости. Экономка хочет показать прислуге, что по-прежнему будет заправлять в замке? То ли будет утром, когда госпожа осмотрит кладовые. Может быть, ей осталось работать считанные часы.
Помощница по хозяйству склонила голову, пряча глаза, демонстрируя покорность.
— Присту́пите завтра с утра, — обратилась к наёмницам пфальцграфиня, переключаясь на Гензеля: — Ты ещё не вечерял? — По его зажатости, опущенной голове, взгляду исподлобья на кухарку, догадалась, что он робеет. — Маргарет, собирайте его сиятельству ужин. Он будет вечерять в своей комнате. Сестра тоже. Суп нальёте всем обязательно. А я поем здесь. — Обратила внимание, что появилась Амали и служанка Эрмелинды.
В материализовавшиеся на столе мисочки, налила супа себе и мальчишке. Подвинула дощечку с хлебом и блюдо с булочками, мёд, холодную кашу.
— Гензель, Маргарет хочет забрать тебя к себе жить. Пойдёшь?.. Ешь и думай. — Стряпуха проживала в отдельной каморе.
Гретель придвинулась ближе, не спуская глаз с пацана, который, не отрываясь, пил горячий суп из плошки. Струйка молока стекала по подбородку за ворот грязной порванной рубахи.
— Хозяйка, — Амали тихонько коснулась плеча Наташи, — можно носить воду для купания?
— Да, носите. — Не спеша ела ложкой, отмечая пристальное внимание к своей персоне со стороны прислуги, поглядывая на то, что выставлялось на поднос для отца. Заметив кубок с вином, отставила в сторону: — Замени́те морсом… Ступайте. Позже отнесёте его сиятельству горячий ромашковый чай с мёдом… Гензель, что скажешь?
— Нет, не пойду к ней. — Чесал шею, размазывая молочную дорожку.
— Почему? — Пфальцграфиня смаковала жёлтые мучные шарики. До чего вкусно!
— Она дерётся. — Задрав голову и наклонив плошку, пастушок вытрясал в рот клёцки, подталкивая пальцем, облизываясь и вздыхая.
— Так ведь за дело, — ахнула повариха, прикрывая рот ладонью, присаживаясь на конец скамьи и тут же неуклюже вскакивая, хватаясь за столешницу. Скамья, приподнявшись с другого края по принципу рычажных качелей, грохнула о пол. Маргарет втянула голову в плечи, хлопая глазами.
— Я же сказал, что не я стащил тот пирог. — Гензель по её примеру тоже втянул голову в плечи.
Наташа, отмечая, что пироги в этом месте всё же пекут, озабоченно потёрла шею у плеча. А вот память у детей на несправедливое к ним отношение цепкая.
— Кто же тогда стащил? — сипло выдавила из себя кухарка, поглядывая на хозяйку. — Никого больше не было.
— Был, — тяжело вздохнул пацан.
— Кто?
— Куно. В окно сиганул. С пирогом.
— Так что сразу не сказал?
— Так ты бы его прибила, как того котяку.
— Ладно, всё понятно. — Пфальцграфиня встала. Гретель ко всему прочему оказалась ещё и душегубкой. — Ешь и будь здесь. За тобой придут. — Уже экономке: — Поселите его в комнату к прислуге. — Чтобы предупредить разговоры и домыслы, добавила: — Будет при мне на побегушках. — Вспомнился Франц. — Хенрике, распорядитесь к утру доставить с пасеки три пчелы в кубке. Живых.
Собрала на тарелку четыре булочки, прихватив глиняный кувшин с кипячёной водой и оловянный кубок.
Выйдя в коридор, приостановилась, возвращаясь.
Все кухонные работницы находились у стола и, склонившись над котлом с супом, рассматривали остатки. Маргарет выуживала черпаком клёцки, комментируя: