Когда выросла, возненавидела братьев, потому что исчезла вольница: мать немедленно сотворила из десятилетней девочки няньку и чуть ли не прислугу по домашнему хозяйству. В одиннадцать Кира умела варить простейшие супы и каши, жарить котлеты и картошку. Грязь и пыль в доме убирала еженедельно. Стирка для малышей — каждый день, а то и несколько раз в день. Она уставала так, что засыпала на уроках. Хорошо — одноклассники, знавшие, в чём дело, прикрывали её.
Повзрослела в четырнадцать. Алкашей, которых приводила мать, побаивалась и однажды, когда отец в очередной, не слишком частый раз заглянул в квартиру злорадно сообщить матери, что он женится, Кира попросила его сделать запор на дверь в детскую. Он поворчал, но на следующий день выполнил просьбу дочери, принеся дверную щеколду. Теперь Кира могла на время попоек матери и её дружбанов в квартире запираться от назойливого внимания пьянчуг в комнате с братишками.
Ещё поняла: если не отнимать или не воровать у матери часть её зарплаты, до следующей её выплаты придётся голодать. Дедушки и бабушки почему-то пошли на принцип и перестали помогать дочери и невестке в одном лице, боясь, что вся денежная помощь уйдёт впустую. Просьбы внучки тоже игнорировались: может, из-за невысокого роста видели в ней совсем мелкую и не доверяли. Разве что на дни рождения, её и мальчиков, передавали конверты с деньгами.
В пятнадцать Кира пошла работать. Точнее — подрабатывать: братишки росли, и на питание тех денег, что мать не успевала потратить на выпивку и закусон, не хватало. Да и росли близнецы в свои почти пять лет быстро, появилась проблема с одеждой и обувью. А мальчиков Кира хоть и не смогла полюбить от души, видя в них лишь обузу, но ответственность за них чувствовала. А может, и любила, потому что страшно боялась, что однажды заявится опека в дом, и тогда — пиши пропало. И квартира станет пустой. И, представляя себе эту пустоту, девчонка и делала всё, что в её силах, лишь бы со стороны хоть чуть-чуть семья казалась… приличной.
С работой соседка тётя Вера помогла. Устроила по знакомству в фитнес-клуб по вечерам мыть пол в зале. Естественно, неофициально. Так что Кира наскоро делала уроки, укладывала близнецов спать и к десяти вечера пешком мчалась на работу, благо до неё всего две остановки.
В здании, в котором находился фитнес-клуб, помещался ещё один клуб — единоборств. Причём у двух залов были разные входы, но внутри они соединялись всего лишь одной дверью, чаще всего открытой. Если фитнес-клуб переставал принимать клиентов после десяти, то бойцовский зал продолжал работать до одиннадцати. И Кира часто застывала перед открытой дверью, заворожённо наблюдая за тренировками спортсменов. Ближе к залу фитнес-клуба занимались ребята из спортшколы. Сами ещё школьники, они сразу приметили девчонку с моющим пылесосом, которая из-за угла заглядывала в их зал и которая явно «западала» на их тренировки.
Вскоре ей даже начали улыбаться и кивать, приветствуя, как знакомую. Кира смущённо кивала в ответ и убегала в «свой» зал. Благо что он пустовал поздно вечером, спрятавшись в углу, она пыталась повторить те движения, которые видела.
И спустя два месяца решила, что этого достаточно, чтобы…
В тот поздний вечер Кира вернулась домой, полная решимости избавиться раз и навсегда от тех уродов, что посчитали эту квартиру собственной.
Открыла дверь в вонючий воздух, густой от табачного дыма и перегара, бьющий по ушам сипло-хриплыми и гнусавыми голосами и пьяным гоготом.
Кира не стала забегать в детскую, где её ждали близнецы, которые не могли уснуть без неё. Она сразу направилась на кухню. Остановилась на пороге и, выждав, когда её заметят и примолкнут, решительно велела:
— Уходите из нашей квартиры! Уходите!
Мать так и не подняла голову от столешницы, вдрызг пьяная.
А те сначала дружно загоготали.
Потом поняли, что эта взъерошенная девчонка говорит серьёзно.
Из-за стола встали два бугая.
Кира попятилась, холодея от ужаса, но всё ещё крепко держа руки так, как — видела — сжимали их юные бойцы, тренировавшиеся на татами.
Они бы её просто затоптали в коридорчике между кухней и прихожей, если не сделали бы что похуже, не выскочи из детской на странный шум близнецы. При виде безвольного тела старшей сестры, которое азартно пинали два алкаша, малыши завизжали так, что соседям с лестничной площадки волей-неволей, но вмешаться пришлось.
Правда, ни один из пришедших на помощь вызывать полицию не захотел: почуяв, что запахло керосином, алкаши мгновенно покинули недавно гостеприимное местечко. На кухне оставалась только мать, безмятежно храпящая, полулёжа за столом.
Да и… Когда сердобольные соседи перенесли девочку на кровать в детской и топтались рядом, утешая рыдающих близнецов и вполголоса толкуя, вызывать ли полицию и скорую, Кира очнулась и прошептала:
— Пожалуйста… Не надо. Сама… отлежусь.
Зашуганные ею близнецы («Будете плохо себя вести — придут злые тётки, уведут вас в детдом!») со страхом смотрели на соседей.
Потолковав между собой: «Может, девочка и справится сама. А влезать в проблемы чужой семьи — себе дороже…», соседи разошлись. Кроме той, которая устраивала Киру на работу. Будучи медсестрой и понимая, что внутренние органы юной соседки после избиения могут быть повреждены, тётя Вера осторожно попыталась уговорить Киру вызвать-таки скорую. Но девочка твёрдо, хоть и слабым голосом, отказалась.
Соседка, тётя Вера, жила одна: от инсульта скончался муж, двое взрослых детей давно жили собственной семейной жизнью, пусть и не забывая о матери. Может, будь всё иначе, тётя Вера не принимала бы такого горячего участия в детях из квартиры напротив. В любом случае, сейчас тётя Вера сумела профессионально обработать кровоподтёки Киры и дала ей слабенькое болеутоляющее. Мало того. На следующий день, вечером, поняв, что девочка с трудом двигается по квартире, но скорую она всё так же опасается вызывать из-за опеки, соседка сама пошла в фитнес-клуб, где объяснила руководству: вечерняя уборщица приболела, так что она готова на пару-тройку дней подменить её.
Девочки-спортсменки, никогда не разговаривавшие с Кирой, но уже привыкшие к ней и её восхищению, очень удивились, когда не увидели её один вечер, затем другой. На третий две из них не выдержали и поинтересовались у тёти Веры, почему не ходит Кира.
Шаги за спиной услышала издалека, но не оборачивалась, узнав на слух, кто идёт к ней. Ратмир присел рядом. Сначала зыркнул по сторонам, а потом спросил:
— Задумалась?
— Время есть, — напомнила она.
— И о чём, если не секрет.
— Ты, видимо, часто общался с соседкой — с Неллой, имею в виду. А вообще — с эльфами? Часто беседуешь?
— Ну, скажем так — часто, — согласился Ратмир.
— Знаешь, что такое в их устах «камень, брошенный в воду, даёт бесконечные круги»? — так и не глядя на него, спросила Кира.
— Слышал, — уже осторожнее ответил он. — И что? Ты не знаешь этого выражения? Или путаешь с нашим, земным?
— Знаю я, что это такое, — проворчала она. — Как ты думаешь, здесь значение этого выражения исполнится?
— Планета смешанного типа, — сказал Ратмир со вздохом. — Если была бы чисто эльфийская, круги бы пошли сразу. Но ответ на твой вопрос — да. Погибло слишком много эльфов. Можно надеяться, что расследование этого дела будет вестись активно. А почему ты вспомнила это выражение?
— Увидела на воде круги, — хмыкнула она. — Вспомнилось наше, потом эльфийское. Тебе… не кажется странным? Круги-то расходятся, но не бесконечно. А у них…
— У эльфов это выражение философское.
— Знаю. Но основано-то на реальном факте.
— Что это тебя на философию потянуло? — усмехнулся Ратмир.
— Всё равно делать нечего.
Он помедлил и кивнул.
— Ты загадочная. Недавно я думал, что ты хороший исполнитель. Но ты другая.
— Фи… — небрежно сказала девушка, еле удерживаясь от странного желания рассказать именно ему историю своего детства, связанную с эльфийским выражением.
Ратмир ушёл к другому надстрою.