– Заходи, – он протянул руку и кинул одобрительный взгляд на коробки с пирогами.
Я прошёл в квартиру и оторопел: коридор был завален хламом. На старых стульях стояли какие-то коробки с посудой, проводами, тряпками, вешалками. В углу из-за кучи пузатых, набитых чем-то пакетов, торчали облупленные носы старых, явно советских, лыж. Колян взял у меня куртку и по-хозяйски кинул поверх всего этого добра. Я разулся и пожалел, что надел чистые носки. Пол был не просто немытым, а ещё и заляпанным чем-то белым.
– Это Жора! – пояснил Колян, отследив мой взгляд, и подал тапки.
Я влез в слегка засаленные сланцы и переспросил:
– Кто?
– Да Жора. Замаялся за ним подтирать. Сейчас покажу. Но только тихо, он спит.
Колян поманил меня за собой. Мы прошли мимо закрытой двери первой комнаты и через проходную кухню попали во вторую.
Плотные шторы были задернуты, отчего вокруг царил полумрак. На диване я разглядел какого-то типа. Большой и бородатый, он дико храпел. Это вот кто на пол гадит, что ли? Я уставился на Коляна.
Тот прыснул со смеху, сощурив раскосые глаза, и шепотом сообщил:
– Да нет, это Вадя. Он из Питера, на вписке у меня. А Жора – вон!
Я проследил за взмахом тонкой руки и заметил на шкафу сооружение вроде огромного гнезда, обмотанного нитками и веточками, в котором, приглядевшись, можно было признать остов от китайского фонарика. А в самом «гнезде» сидела сова. Приличных размеров, наверное, с небольшую кошку, она была коричневой в крапинку. Большего в темноте не разберешь. Шкаф и подступы к нему были обильно обделаны пометом и остатками шерсти.
– Мышами кормишь?
– Ага, – прошептал Колян. – Пойдём на кухню. Пусть дрыхнут.
Освободив стол от немытой посуды, он кинул на него пироги и поставил на плиту чайник.
– Кто такие неорганы? –улучив момент, я выпалил давно назревший вопрос. – Эти глазастые так называли себя и тех, кому хочет отдать меня Лидуня.
– Неорганическая жизнь из неорганического мира, – будничным тоном ответил Колян. – Мы с тобой находимся в мире материальном, органическом, и заключены в кожаные мешки, которые называем телами. И иногда отправляемся погулять в сновидения только сознанием, пока тело спит. А эти ребята – чистое сознание и живут в энергетических мирах, которые нам только снятся.
– То есть другая форма жизни, – заключил я. – Нематериальная. А что же они неорганы с неорганами не могут договориться, если уж хотят мне помочь?
– Ну ты даёшь! – искренне удивился Колян. – Тут люди с людьми не могут договориться, а там неорганов целые миры всяких разных. И отличаются они друг от друга покруче, чем человек от дельфина, если брать пример разумных видов на земле. Ты когда-нибудь пытался договориться с дельфином?
Вопрос поставил меня в тупик и Колян, решив, что тема исчерпана с серьёзным видом осведомился:
– Ты когда последний раз ел-пил?
– Да на работе, – ответил я, всё ещё пытаясь представить диалог с дельфином.
– А точнее? Сколько часов назад?
– Ну-у, – я задумался. – Ел – пять часов прошло. Чашку чая выпил часа два назад.
– Нормально, – заключил Колян и сунул кусок пирога в рот. Хорошо, что я попросил порезать, как бы он искал нож в этаком беспорядке?
– Не-не-не, тебе нельзя. – Колян вытащил коробку буквально у меня из-под рук. – И чай тебе тоже не налью.
Я подавил волну возмущения и спросил, стараясь держать нейтральный тон:
– Это почему?
– Я тут подумал над всем, что ты написал. Ты ведь не помнишь, чтобы мачеха с тобой что-то делала? В детстве?
– Не помню.
– Вот и будем вспоминать, – Колян смачно откусил второй кусок пирога. – А то неясно вообще, что они все к тебе примотались.
Я не стал его пытать, всё равно сейчас расскажет, и спросил про другое:
– Слушай, а в чём прикол Кастанеды? Все его хвалят постоянно. Я вот начал читать: муть такая. Техник ноль, только подробные описания, как он дурью всякой закидывался, кактусы ел.
Колян прожевал и встал, чтобы налить себе чаю.
– Ты до Мескалито дошёл? Как он его учил?
– Ну, учил – сильно сказано, какие-то глюки там были.
Колян снова сел напротив меня и хитро прищурился:
– Это хорошо. Потому что сегодня тебе предстоит подобный опыт. Пойдем к Королеве сальвии!
Я чуть не поперхнулся слюной, при виде пирогов она у меня текла постоянно.
– Хочешь, чтобы я закинулся чем-то?! Я вообще-то не наркоман! То есть не употребляю. Против этого. Можно найти какой-то другой способ?
Последнюю фразу я постарался произнести просительным тоном. Лицо Коляна вытянулось, и я забеспокоился, что после такого заявления он меня выпрет.
– А в чем, собственно, проблема? Ты вроде умирать собирался?
– Ну-у-у, – тут у меня сложилась картинка: срач в квартире, отсутствие у Коляна работы, и этот странный блеск в глазах. Только наркоман может поверить в тот бред, что я рассказал. – Может, есть другие способы?
– Есть. Глубокая медитация, например. Ты вообще умеешь медитировать?
– Нет, – я покачал головой.
– Ну тогда не выпендривайся, пока я не передумал тратить на тебя сальвию. Читаешь-читаешь Кастанеду, а сам так ничего и не понял. Это не наркомания, а практики. Если правильно использовать.
Настроение сразу упало. Вспомнился бывший одногруппник из универа, Паша, кажется его звали. Забавный такой чел, всегда щурился сильно, когда улыбался. И травкой любил баловаться. Как-то пошли к нему общагу и все вместе «дунули». Подумаешь, многие по-молодости пробовали. Но Паша пошёл дальше, на «химию» подсел, потом на тяжёлые, и не угощал больше «косячком», а предлагал купить. На пары забил, так и отчислили его. Через несколько лет слух прошёл, что из окна он выпрыгнул под кайфом.
Колян выжидающе смотрел на меня. Если сейчас откажусь, наверное, надо будет уйти и больше не беспокоить его. А что тогда делать? Сам же сегодня чуть с балкона не прыгнул без всяких наркотиков. Ладно, но только один раз! Если не поможет – сам пошлю его на хрен с такими методами.
Я покивал.
Чёрт, это ж надо было до такого докатиться! Принимать наркотики в грязной квартире. Я же тогда, в студенчестве, дал себе обещание больше не пробовать. Вот не зря говорят: никогда не зарекайся.
Наверное, вид у меня был совсем скисший, потому что Колян снова нахмурился и спросил:
– А что значит «индульгировать» прочитал?
– Не припомню, наверное, не дошёл еще.
– Ох, ты, горюшко моё необразованное! Значит, так, индульгировать – потакать себе в слабостях, искать им оправдание. Нытьё, нерешительность и жалость к себе тоже сюда относятся. Если дела хотя бы в половину обстоят так, как ты написал, тебе придётся прекратить индульгировать и выложиться по максимуму, чтобы уцелеть. И осознаваться надо, осознаваться! Дневник сновидений ведёшь?
– Нет, – я помотал головой.
– Заведи, – припечатал Колян. – Тетрадку или блокнот, и записывай обязательно.
– Прям всё записывать? Даже ерунду? – удивился я.
– Всё, что снилось, – кивнул Колян. – Можно не прям суперподробно. Это сосредоточит твоё внимание на снах, будешь лучше их помнить.
– Окей.
– Пойдём! Отличный пирог, кстати, давненько таких не едал!
Колян сунул в рот последний кусочек и похлопал себя по животу.
Мы пошли в ту, первую, комнату за закрытой дверью. Обстановка внутри резко отличалась от хламовника в коридоре: стол, стул, кровать и небольшой шкаф. Никаких лишних вещей и беспорядка. Даже пол был заметно чище, по крайней мере, без Жориного безобразия.
– Присаживайся, – Колян кивнул на кровать и полез в шкаф.
Я плюхнулся на мягкое и тут же понял, как дико хочу спать. На часах было уже восемь, а мои бдения с четырёх утра организму откровенно не нравились.
Колян что-то выкладывал на стол, шуршал пакетами. Когда я зевнул в третий раз, он резко обернулся и сунул мне в руки поющую чашу. У Катьки похожая. Они там на йоге прям с них тащатся. Эта была тяжелее и с другим рисунком.