Ну уж это я знаю точно. Федор рассказывал, как на Ледниковом они встретили стадо баранов, а на Аринке чуть не порвали прицеп.
— Обыкновенной, — как можно спокойней говорю я. — Мимо свалки, на Ульбуку, Ледниковый, а здесь в объезд. Мост-то еще летом размыло. Там у моста наши вещи лежат. Я-то здесь уже был, Бобков — рыбинспектор здешний — меня видел. Он мне две мальмины подарил. Изъял у одних, наверное, мешков двадцать.
— Так ты уже здесь не первый раз? — спросил из-за спины егерь.
Я не заметил, как он оказался в вертолете.
— Конечно. Чуть дальше, возле Хилгичана, моя палатка. Я уже и избушку начал строить.
Милиционер посмотрел на егеря, улыбнулся:
— В самом деле, не в цвет у нас получилось. А я-то уже решил…
И здесь я допустил промах. То ли от избытка чувств, мол, пронесло, то ли желая понравиться моим собеседникам я показал на сети и спросил:
— Вы все это недалеко отсюда, на Чилганье нашли, да? Уже сорванное?
Егерь кивнул, а меня понесло:
— Это я сорвал. Иду вчера, а их две штуки на протоках настроено, и рыбы — дна не видно. Я за топор и давай крушить. Вы их не поймали? Они где-то выше скал стоят.
— Точно, у скал и нашли, — сказал егерь. — Там камни выпирают, на них и зацепилось. А мы-то голову ломаем, как оно могло там оказаться?
— Обожди, — перебил его милиционер. — Вчера, говоришь, крушил. А из совхоза вы когда выехали?
Меня бросило в жар, в голове запели тоненькие колокольчики. Вот дурак! Как же я забыл?
— Разве я вчера сказал? — стараясь пересилить севший вдруг голос, переспросил я. — Позавчера это было, во вторник. Вечером за мной Толик приехал, а утром мы уже сюда. Вещи-то без присмотра оставлять нельзя.
К счастью, егеря больше интересовало, не встречался ли я с хозяином разрушенных мною перегородок. Я рассказал, что видел двух: у одного — ружье, у другого бинокль. Как зовут, не знаю, но при мне называли какого-то Ваську Гусара. У этого Гусара в прошлом году медведь два раза вытаскивал на берег «морду» с рыбой.
— Они там давно сидят. Бутылки по Чилганье пустые без конца плывут. Даже бочка пожарная от них приплыла. Я ее вытащил и возле палатки поставил.
Не знаю, как долго мы бы еще разговаривали и к чему привел бы этот разговор, да, к счастью, летчик многозначительно постучал пальцем по часам и показал глазами на небо. Те заторопились, пожали нам с Мамашкиным руки и вскоре улетели в верховья Чилганьи.
Мы стояли на косе, пока не стих гул вертолетного двигателя, затем Мамашкин сбегал за отсиживающимся в тайге Федором, и мы втроем покатили к моей стоянке…
Перед тем как разгружать тележку, Мамашкин заглянул в пожарную бочку, затем подошел к натянутой вокруг моей стоянки веревке и подергал за нее. Консервные банки зазвенели на все лады, одна сорвалась и покатилась прямо в Чилганью.
— Толково, — кивнул он, глядя вслед банке. — Никакому врагу не прорваться. А это что у тебя? — Его взгляд упал на приставленную к палатке удочку.
Сплетенная из тонких лесок снасть разлохматилась и наверняка выглядела в его глазах вершиной убожества. Я начал было объяснять, что не рассчитывал попасть на крупную рыбу, а хариусов всегда ловлю только на тонкую леску, но Мамашкин даже не стал меня слушать. Он хмыкнул и направился к трактору. Там поднялся в кабину, освободил из зажимов спиннинг и подал мне:
— На, браток, владей!
— Это мне? Насовсем? — не понял я.
— Мамашкин еще никому ничего на три дня не дарил, — улыбнулся тот. — Мне он сейчас ни к чему, а к следующему лету я себе из отпуска привезу.
Я запротестовал:
— Нет, спасибо. Лески, если не жалко, дай, а спиннинг не надо. Сам же говорил, что он две зарплаты стоит.
— Ну это смотря чьи зарплаты, — хохотнул Мамашкин. — Моей и одной за глаза хватит, еще и на пару коньяков останется. Бери, не то обидишь. Если бы не ты, мне и десятком таких спиннингов не откупиться. Да и с кровью ты в самое яблочко угодил. Я им тоже о песцах толковал. Так что не бери в голову, пользуйся. Может, когда икоркой угостишь.
— Икоркой?! Слушай, Коля, жди меня здесь. Федя, давай за мной на ту сторону. Мы ему сейчас продемонстрируем, как консервы нам действуют на нервы.
Скоро я поставил перед удивленным Мамашкиным наполненный больше чем наполовину четырехведерный бочонок с икрой.
— Забери ее ради бога. У меня еще почти трехлитровая банка. И самому наесться, и людей угостить — за глаза хватит. А эту мучительницу дарю. Хоть спать нормально буду.
— Не-ет! Так не пойдет, — теперь запротестовал Мамашкин. — Спиннинг одно, икра — совсем другое. За это положено платить. — Он вытянул уже знакомую мне пачку, отсчитал десять двадцатипятирублевок и протянул мне: — Давай договоримся: счет дружбы не теряет. Эта икра по самой дешевой цене стоит рублей четыреста, если не больше, да и мальму я заберу. Так что ты меня, браток, не жалей, я в прогаре не останусь. Держи!