Проснулся затемно, но пока раскладывал по банкам икру, пришивал пуговицы к куртке и вырезал новые стельки в резиновые сапоги, наступил рассвет. Снега выпало всего лишь чуть-чуть, и там, где земля голая, он сразу же растаял. Но и того, что остался, оказалось достаточно, чтобы рассмотреть цепочку протянувшихся рядом с моим станом крупных медвежьих следов. Значит, медведь был здесь и сегодня ночью, только в этот раз он не полез под веревку, а обогнул ее стороной.
Я прихватил спиннинг и отправился следом за медведем. Нам было по пути, к тому же хотелось узнать, куда это ходит мой сосед. Может, где-то неподалеку он устраивает себе берлогу.
Сначала я видел только медвежьи следы, но уже у первой излучины я узнал и какого медведь цвета. На припорошенной снегом валежине лежал комочек шерсти. Мой сосед был светло-светло-коричневым, или, скорее, желтым. Я вспомнил, как Константин Сергеевич обзывал напугавшего его медведя «рыжим чертом». Наверняка это тот самый зверь.
Снег просыпался узкой полосой, и уже у первой скалы его почти не было. А может, его успел слизнуть гуляющий здесь теплый ветер. Пропал снег, исчезли и следы. Пошел медведь дальше вдоль реки или свернул в сторону — я так и не узнал.
За какой-то час поймал четырнадцать мальмин и, решив не рисковать, понес их прятать. Наверняка я не первый, кто открыл здесь рыбное место и такой способ рыбалки, потому что метрах в трехстах от реки, в самой чаще, стоит маленькая, построенная из тонких жердей и толи избушка. В ней ни окон, ни печки. Широкие, заваленные сеном нары, узкая полка над головой да перевернутый вверх дном ящик — вот, пожалуй, и вся мебель. Под нарами мешок крупной сероватой соли и две закопченные кастрюли. Скорее всего, здесь скрывались не от холода, а от дождя и комаров. Рядом с избушкой сколоченный из тарных дощечек стол и узкая скамейка. Все запорошено лиственничными хвоинками, лежащие под столом газеты пожелтели и выгорели так, что я не смог прочитать двух слов.
Рядом с избушкой сочится еле приметный родничок. Вчера я оставил на его берегу десятка два выпотрошенных мальмин. Поднял мох и сложил рыбу прямо на кристаллики вечной мерзлоты. В этом месте рыба может храниться свежей сколько угодно времени.
Лишь только нырнул под деревья, как мое внимание привлек отчаянный крик кедровки. Я не видел птицы, но по тому, как она орет, догадался, что ей приходится несладко. Скоро ей отозвалась вторая кедровка, третья. Интересно, что случилось? Может, вернулись хозяева избушки?
Я прислонил спиннинг к лиственнице, положил рядом сумку с рыбой и стал потихоньку подбираться к избушке. Если эти рыбаки нашли мою мальму, то легко догадаются, чем я здесь занимаюсь, и могут быть неприятности.
Не-ет! Дверь по-прежнему закрыта, на столе пусто. Делаю еще несколько шагов и вижу медведя. Стоит себе и спокойно лакомится моей мальмой. Вот он наклонился, придавил рыбину лапой, оторвал кусок и жует. Медведь довольно крупный и чересчур толстый. Может, он и вправду превратился к осени в бурдюк с салом, а может, это мне только кажется.
В глаза бросается крутой горб и свисающая шерсть на шее и подбородке. Цвет шерсти у медведя необыкновенно светлый, особенно бока и шея. Казалось, мишку окунули в перекись водорода, но не додержали и в таком полуобработанном виде вытурили в тайгу.
Под деревьями ни ветерка, медведь не мог меня учуять, стоял, сосредоточенно так пережевывал мою мальму.
На склонившейся над родничком лиственнице дремали три кедровки. Они давно поняли, что всякая суета сейчас ни к чему, медведя от мальмы им не прогнать, нужно ждать, когда он уберется сам. Четвертая же, по-видимому самая молодая, не хотела терпеть такую несправедливость, она прыгала вокруг зверя и орала, словно ее режут. Откуда ни возьмись прилетела еще одна кедровка. По пути она заметила меня и сообщила об этом собравшимся вокруг медведя кедровкам. Медведь прекратил жевать и подозрительно уставился в мою сторону. Я стоял не шевелясь, из-за веток выглядывали только плечо и часть головы, но он негромко рявкнул, повернулся и исчез за деревьями.
Я тоже не стал искушать судьбу, подхватил свои вещи и заторопился домой.
Оказывается, у меня были гости. На столе появились четыре буханки хлеба, три больших луковицы и десяток батареек. Я сходил к дороге, нашел там свежие следы рыбинспекторского «Урала» и понял, что приезжал Бобков. Сначала я обрадовался, что не встретился с ним. Бобков верит мне и помогает, как может, а я браконьерничаю. В его присутствии мне неловко. Но уже через пять минут я пожалел о несостоявшемся свидании. Вот-вот на своем «Кальмаре» появится Мамашкин, и мне нужно бы знать, где в это время будет Бобков? Сварили бы ухи, посидели за бутылкой водки, глядишь, все стало бы ясно.