Осматриваюсь еще раз и поднимаюсь с медвежьего ложа. Недалеко от берега из воды выглядывает большой серый камень. Раз за разом вскипают возле него буруны, и на поверхность выглядывает красный плавник или большая рыбья голова. Это три крупных самца сражаются за место у небольшой самочки. Она прижалась ко дну.
Закидываю блесну, все три дружно кинулись к ней, и вот уже трехкилограммовый самец заиграл на сплетенном из доброго десятка лесок шнуре.
Он действительно очень красив в своем брачном наряде: красный живот, покрытые алыми разводами бока, крутой горб и тяжелый крючковатый нос. По всему телу «пожарника» разбросаны темные пятна, словно он и вправду побывал в огне.
Наверняка можно было поймать рыбы сколько угодно, но куда она мне? На уху за глаза хватит и этой. Еще раз окидываю взглядом плес и тороплюсь готовить завтрак.
Браконьеры
На стане лесозаготовителей пусто. По всему видно, они покинули его уже давно. Воткнутый в чурку топор успел покрыться ржавчиной, стол с лежащими на нем мисками припорошен лиственничной хвоей. На оставшемся от палатки каркасе дремлет кедровка. Наверное, лесорубы подкармливали эту птицу, и она по старой памяти явилась за угощением. В заросшем осокой ручейке россыпь пустых консервных банок, покрышка от автомашины, сорокалитровая фляга с дырявым дном. Несколько в стороне прикрытый тряпками дизель, десятка три бочек. Дальше простирается заросшее чахлыми лиственничками кочковатое болото. За ним уже Чилганья. Ее русло можно угадать по высокой гриве тронутых осенью ив и тополей.
Стоянка мне не понравилась сразу. Все захламлено, и вообще вид унылый. Ни шума реки, ни ветерка. В теплую погоду здесь самое комариное царство.
Оставляю рюкзак на столе и по одной из разбегающихся во все стороны тракторных дорог направляюсь к Чилганье. Не успел пройти и сотни шагов, как наскочил на глухариный выводок. Беспечные птицы разбрелись по голубичнику, увлеклись ягодами и прозевали меня. Я чуть не наступил на крупного, похожего на индюка глухаренка. Он испуганно вспорхнул, пролетел всего лишь чуть-чуть и неуклюже сунулся в кусты. Я понял, что залез в самую середину выводка. Справа, буквально рукой подать, вытянув длинные шеи, на меня в упор смотрят две глухарки. Чуть дальше, но уже с другой стороны, ко мне повернулись четыре головы, и еще одна выглядывает из-за выросшего рядом с тракторной колеей куста.
Наконец Чилганья, длинная галечная коса. В ее конце небольшой завал из десятка вырванных с корнями деревьев, чуть дальше клокочет бурунами крутой перекат. Берег реки скрыт густым тальником. Спускаюсь к воде и замечаю рыбака. Стоит среди переката и машет длинным удилищем. Поднимаю отвороты сапог и по приплеску иду в его сторону. Рыбак заметил меня, но к берегу не торопится. Подхожу ближе, он кивает и кричит:
— Подожди минутку, только что еще один прыгал!
На камнях лежит его улов — пяток небольших хариусов-селедочников. Для Чилганьи более чем скромно. В этих местах обычно держатся угрюмые крупенцы-харитоны в килограмм каждый, а такие вот недомерки любят тихие уютные заводи. Достаю нож, потрошу самого маленького селедочника и вижу, что его желудок забит ручейниками. Уже началось великое переселение ручейников из мелких речушек в более глубокие, и вся рыба явилась им наперехват. Выбираю пару самых сохранившихся ручейников и бреду к рыбаку. Покрытые водорослями камни скользят под ногами, упругое течение норовит сбросить в реку, и идти приходится очень осторожно. Здороваемся за руку, я интересуюсь, какую наживку он прицепил на крючок? Рыбак показывает мне горсть маслянистых короедов и жалуется:
— Не пойму, что с нею. Вчера таскал, не успевал выбрасывать, а сегодня как отрезало. Может, к дождю?