Лишь только «нанайка» исчезла в воде, как конец удочки резко согнулся, и скоро на льду заплясал светлый и узкий, словно нож из нержавеющей стали, хариус-селедочник. За ним второй, третий. Потом клев прекратился. Наверное, стая рыб отошла в сторону. Мы пробили еще одну лунку, на этот раз почти у самого берега, и выудили из нее налима, настоящего великана, килограмма в четыре весом.
Виталий уложил налима на стол, вырезал тальниковый прут и стал обхаживать бедную рыбину с таким усердием, как это делали дьячки со школярами в приходских школах. По мнению Виталия, от подобного массажа печень налима увеличится. И правда, мы нажарили ее чуть не полсковороды. И это из одного-единственного налима! На вкус печень ароматная, нежная, тает во рту. Скоро мой гость засобирался к себе.
Я проводил Виталия до вырубки, взял с него слово не забывать дороги ко мне, и мы распрощались.
Возвратившись, вымыл в вагончике пол, поставил на стол букетик из веточек кедрового стланика. Здорово все-таки вот так. Всем рад, и все рады мне. Не нужно юлить, прятаться, что-то там сочинять. Сейчас возьму топор и уничтожу все Калипуховы ловушки. Чтобы и следа не осталось. Пусть звери гуляют, где им вздумается и когда вздумается.
Первую ловушку нашел очень легко. Да ее и искать-то не пришлось. Прошелся вдоль Чилганьи до первого ручья, чуть отвернул и увидел Федино сооружение. Здесь он насторожил две петли. Одну на входе в ловушку, другую — на выходе. У меня с собою лом и топор. Прежде всего вырываю скобы, которыми петли прикреплены к деревьям, и забрасываю все далеко в кусты. Затем начинаю крушить сами ловушки. Лом в этом деле даже удобнее. Раз! Раз! И только щепки в стороны. В пять минут от Фединого сооружения осталась куча дров.
Когда крушил вторую ловушку, откуда-то прилетел дятел-желна. Он услышал стук, подумал, что в его угодьях появился конкурент, и решил выяснить отношения. Я мяукнул кошкой. Дятел насторожился. Хотя я больше чем уверен, он никогда не видел и не слышал кошек, но все же какая-то информация относительно этого хищника в дятле была заложена отроду. Я мяукнул еще раз. Дятел сорвался с лиственницы и с криком «Клить-клить-клить!» унесся в чащу.
С третьим сооружением пришлось повозиться. Это такой же домик-западня, в котором Федор повесил в качестве приманки Найду. Западня срублена из сырых лиственничных чурок, обтянута тросом и скреплена скобами. Даже ломом с ней справиться было трудно. Сухое дерево неподалеку от западни подсказало решение. Зачем ломать, если можно сжечь? Быстро свалил сушину, нарубил дров и развел в ловушке костер. Пламя долго не хотело пробиваться через бревенчатые стенки, но вот два-три несмелых языка все же выглянули наружу, и скоро все сооружение схватилось огнем.
К ловушке, в которой висит Найда, подходил уже ночью. Лучше было бы отложить все до завтра, но очень уж хотелось лечь спать с совершенно чистой совестью.
Если бы не снег, наверное, в тайге была бы сплошная темень, а так даже без фонарика вижу темнеющую под лиственницей ловушку. До нее метров пятьдесят, но заслонка, кажется, закрыта.
Включаю фонарик и вдруг замечаю, что на крыше ловушки совершенно нет снега. Это уже серьезно. Сторожок мог сработать даже от кедровки, а вот сгрести снег мог только человек да еще медведь.
Делаю несколько шагов в сторону ловушки, и тут до меня доносится топот. Впечатление такое, что там, за ловушкой, бежит кто-то очень громоздкий и гул от его шагов рассыпается по тайге.
Кадацкий рассказывал, как ведут себя попавшие в капканы и петли звери. Лиса или росомаха лежит, смотрит на приближающегося охотника и даже не шевелится. Заяц, белка и соболь вырываются из последних сил, и нередко бывает, что в этот момент отламывают обмороженную лапу и убегают от охотника на трех. А вот попавший в петлю медведь затаивается и, только когда охотник подходит к нему совсем близко, с ревом бросается в атаку. Он крутит лапами трос, брызжет пеной, хватает зубами растущие поблизости кусты и деревья.
И еще Кадацкий говорил, что медведь роет яму, чтобы охотник не видел его и зверю можно было бы напасть совершенно внезапно. Если же медведь не успевает вырыть яму, то, заслышав человека, старается спрятать хотя бы голову за куст, ствол дерева.
Здесь только топот, глухие удары. С обратной стороны в Федоровом сооружении маленькое окошко-бойница. Через него Калипух планировал стрелять в зверя. Обхожу ловушку стороной, не забывая время от времени светить себе под ноги, и замечаю темнеющее в бревенчатой стенке отверстие. Топот стих, ничего не видно. Лампочка в фонарике несколько раз подозрительно мигнула. Останавливаюсь, на ощупь сворачиваю колпачок, вытряхиваю батарейки в горсть и протираю их подолом рубахи, собираю их и нажимаю кнопку. Свет белым пучком ударил в бойницу, и тотчас оттуда донесся рев и показалась медвежья морда. Я не успел разглядеть ее хорошо, потому что смотрел на медведя миг. Увидел только ряд блеснувших на свету зубов, большие черные ноздри и свисающую на глаза косматую шерсть. В следующее мгновенье я выключил фонарик и метнулся за ближайшую лиственницу.