А в ловушке непрекращающийся рев, треск дерева, топот тяжелых лап. На мгновение возникла мысль подойти к ловушке и узнать, что же за медведь оказался в ней? Но тут же я отбросил ее и, укрываясь за деревьями, побежал к дороге. Там немного отдышался и направился к Хилгичану. Дождусь рассвета, а с солнцем посмотрю, что и как.
Возвратился в вагончик, приготовил ужин, но есть ни капельки не хочется. Мечусь туда-сюда, не нахожу себе места.
Смотрю на часы. Без четверти одиннадцать. До утра еще часов восемь. Теперь нужно ждать рассвета. А там привяжу к заслонке канат, взберусь на лиственницу и — беги куда хочешь, мишка.
И вообще, с какой стати я так шустро удрал? Не разломал же медведь ловушку в первый день. Так тогда он был с воли, а сейчас у него здоровья поубавилось. Разыскиваю фонарик Федора, меняю в нем батарейки. Нужно на всякий случай взять оба, мой что-то начал подозрительно помигивать.
Теперь к ловушке подхожу смелее, хотя медведь начал бесноваться, когда я был еще далеко. Свечу в два фонарика, стараясь разглядеть, не произошло ли за время моего отсутствия каких перемен. Как будто все по-прежнему. Вход в ловушку плотно закрыт, ничьих следов, кроме моих, не видно. Бойница расположена слишком высоко, и разглядеть оттуда что-нибудь трудно, да к тому же заглядывать туда страшно. Даже отсюда слышу, как медведь грызет бревна, пытаясь расширить окошко, чтобы просунуть хоть голову.
В боковой стенке одно бревно чуть искривлено, рядом с ним темнеет длинная щель. Прикладываю к ней фонарик и заглядываю. Навстречу сверкнули глаза зверя, тяжелая лапа громыхнула в стенку так, что показалось — ловушка развалится на части. Я невольно отпрянул, потом собрался с духом и снова припал к щели. Теперь зверь боком ко мне. Наверное, в эту минуту он снова нацелился на бойницу, считая, что основное нападение нужно ждать оттуда. Я только глянул на зверя, и мое сердце упало куда-то вниз. В ловушке сидел Рыжий. Самое же страшное, что на боку у него змеился трос. Калипух говорил, что трос захлестнул медведя поперек туловища и узел оказался у него за спиной. Будь Рыжий каким ловким, а «косой штык» ему не развязать.
Медведь снова бросился к щели, из которой пробивался свет от моего фонарика, и ударил лапой по переборке, реванув при этом так, что я сжался от страха.
Нет, сейчас мне по-настоящему ничего не разглядеть. Только зря буду беспокоить зверя. Подожду утра и попробую что-нибудь сообразить…
На этот раз я уснул сразу же, как коснулся головой подушки, и проспал до утра. Вагончик совсем остыл, вода в ведре схватилась ледяной коркой, в углу выступил иней. Нужно было растопить печку, но я не стал возиться с нею, торопливо оделся и вышел из вагончика.
Опустил в карман кусачки, проверил, с собою ли нож, взял в одну руку свернутую кольцом веревку, в другую — багор. Можно отправляться.
Правду говорят, утро вечера мудренее. Вчера я был в полной растерянности, а сейчас совершенно точно знаю, что мне делать с медведем. Попытаюсь зацепить Рыжего за петлю и подтяну к стенке. А потом кусачками по одной-две жилки перекушу трос. Если багор не пролезет, расширю дырку топором. А то, что медведь будет прыгать и реветь, — не так, собственно говоря, и страшно. Свою силу он давно поистратил. Сколько дней без еды и питья, к тому же все время пытался вырваться на волю.
В этот раз Рыжий отнесся ко мне более терпимо. И рычал не так громко, и бил в стенки потише. Может, сумел разглядеть меня и узнал, а может, просто как-то там понял, что я желаю ему добра. Не зря же его считают самым умным зверем в тайге. Правда, я не подходил к бойнице, а осторожно заглянул в щель у кривого бревна. Рыжий стоял спиной ко мне. По-прежнему на его боку змеился длинный трос, сама же петля утонула в густой шерсти. Меня встревожило и напугало другое. Рыжий стоял на трех лапах. Четвертая от самого плеча была залита кровью и висела словно бревно. Кровью были забрызганы и щепки на полу ловушки. Отпускать в таком виде на волю медведя нельзя. Он ни за что не ляжет в берлогу и станет шатуном. А как известно, еще ни один шатун не дожил до лета. Его убьют охотники, или разорвут волки, или он сам погибнет от голода и холода. К тому же шатун очень опасен и может погубить не одного человека. Придется зиму продержать его здесь, а чтобы не замерз, построить рядом крепкую берлогу из бревен, завалив для тепла ветками и снегом. Кормить буду рыбой. Сейчас отправлюсь к Алексею Петровичу и попрошу продать всю его мальму. У меня есть тысяча триста рублей, хватит не на одну тонну, а потом Мамашкин привезет с фермы какой-нибудь падеж. Подключу Шурыгу, объясню, что и как, тот обязательно выпросит для Рыжего дохлую корову. Уж в чем, а в этом бригадир у нас надежный.