Вера была главным звеном американской демократии. Система работала, поскольку, как решил Токвиль, люди в нее верили. Они верили в нее, несмотря на то, что она выглядела так, словно не должна работать; временами она казалась полной неразберихой. Демократия была спонтанной формой политики, бессистемной, нескоординированной, порой смешной, но все же почему-то не сбивавшейся с пути. Американцы худо-бедно решали свои проблемы, сохраняя веру в будущее. Но это была не слепая вера. Время показало, что американская демократия приносит плоды и что беспорядочность демократической жизни обладает кумулятивной силой, с которой не может сравниться ни одна соперничающая с ней система. Токвиль писал, что у демократии «каждая вещь в отдельности получается <…> хуже, но в целом она делает значительно больше». Далее он продолжает:
Демократия – это не самая искусная форма правления, но только она подчас может вызвать в обществе бурное движение, придать ему энергию и исполинские силы, неизвестные при других формах правления. И эти движения, энергия и силы… способны творить чудеса. Это и есть истинные преимущества демократии [Токвиль, 1992, с. 192].
Наполовину мистический язык используется здесь неспроста. По словам Токвиля, в том, как работает демократия, есть нечто «неразумное» или «темное». Но он не имел в виду, что демократия порочна или же представляет собой форму обмана. Он просто хотел сказать, что она не совсем прозрачна. В любой данный момент времени вы не смогли бы понять, как она работает. Но вы можете быть уверены в том, что она и в самом деле работает.
Токвиль пришел к мнению, что у американской демократии есть скрытая глубина. И именно это радикально отличает его от других европейских путешественников, которые зациклились на расхождении между обещанием американской демократии и неприглядной реальностью. Но это же выделяло его на фоне 2000-летней европейской политической философии. Традиционная претензия к демократии всегда заключалась в том, что она скрывает собственную пустоту. По мнению философов, под поверхностью демократической жизни скрывается не устойчивость и долговечность, а невежество и глупость. Такое обвинение не ограничивается лицемерием. Демократиям нельзя доверять, поскольку, по сути, они не понимают, что делают.
Платон задал образец этой аргументации, что позволяет объяснить, почему она так долго господствовала в западном политическом воображении. В «Государстве» Платон говорит, что демократия – самый привлекательный из политических режимов, поскольку она «словно ткань, испещренная всеми цветами» [Платон, 1994, с. 344]. Однако эта красочная видимость лишь вводит в заблуждение. У демократии красивый фасад, но гнилое нутро. Другими словами, демократия намного хуже, чем кажется. Демократии хорошо подают себя, но в их тени всегда скрывалось нечто неприятное, а именно сами люди, со всей их жадностью и глупостью.
Проблема в том, что демократия потворствовала желаниям. Она давала людям то, что они хотят изо дня в день, не старалась убедить их желать правильных вещей. У нее не было способности к мудрости, к сложным решениям или к трудным истинам. Демократии были основаны на лести и лжи. Демократические политики внушали людям то, во что те хотели верить, а не то, что они должны были услышать. По словам Платона, они брали их слабости и рядили их в добродетели. Если люди были плохо дисциплинированы, политики говорили им, что они смелые. Если они были расточительны, политики говорили, что они щедрые. Какое-то время это может работать, как часто бывает с лестью. Но в долгосрочной перспективе это грозит катастрофой, потому что невозможно вечно прятаться от своих слабостей. Через какое-то время что-нибудь да случится, и они предстанут во всей красе. И тогда демократиям придется понять, в чем их истина. Но к тому времени будет слишком поздно. Когда истина настигает демократию, обычно она ее уничтожает.
За два тысячелетия в европейской политической мысли накопилось бессчетное множество вариаций на эту тему. Демократии считались переменчивыми, слишком доверчивыми, бесстыдными, говорили, что им не хватает самоконтроля. Они набирали долгов, потому что не могли сдержать свои аппетиты. Они вступали в глупые и опасные войны, поскольку не могли управлять своими страстями. Они влюблялись в новоявленных тиранов, поскольку не могли справиться со своими трусливыми инстинктами. Самое главное, демократия была формой политики, подходящей лишь для хороших времен: во время кризиса она неминуемо разваливается. Она казалась своего рода мошенничеством, не способным вечно откладывать день расплаты. Единственное, что можно было сказать о демократии с уверенностью, так это то, что она не будет длиться вечно. А если вам встретилась демократия, которая существует давно, вы можете быть уверены в том, что на самом деле это не демократия. Такова оборотная сторона стандартной критики: подлинные демократии не могли быть успешными государствами, следовательно, успешные демократии не могли быть подлинными демократиями. Где-то в них наверняка скрывался автократический центр.