Ну вот, жертва совершена. У нас, коней, принято говорить: пусть она будет последней… Она не станет последней, я понимаю, но конец всем жертвам не за горами…
…логика, расплющенная прессом цейтнота. Страшным прессом, наподобие тяготения, сжимающего холодную туманность до тех пор, пока она не превратится в термоядерный котел…
Сейчас, старина Ант, в твоих рядах паника. Под гипнозом моего хода ты на миг выпадаешь за кольцо привычной логичности, твои чувства, войдя в режим быстрой цепной реакции, изнутри рванут твой мир. Но я искренне хотел бы, чтобы ты сумел восстановить его, тщательно собрал обломки в только тебе присущую мозаику великого равновесия. Я не стремлюсь полностью вывести из строя великолепную машину твоей логики, но, полагаю, небольшой сбой ей обеспечен. Что ж, фонарь, набитый тобой о спрессованное время, высветит тебе кое-какие собственные слабости, а это не так уж и плохо.
Вовремя высвеченные слабости, как ничто другое, обновляют нас, заставляют задуматься о каких-то новых путях. Но самооценка — подарок, которым нелегко воспользоваться. Многое зависит от дозы — иногда исцеляемся, а в другой раз начинаем подумывать о петле.
Но это все ерунда, все это отступает перед настоящей усталостью. Снова проклятая волна накатывает на меня, и словно нехватка воздуха — пытаешься глотнуть сил, которые испарились, ушли на преодоление трения о время и прогресс. Смешная и глупая шутка — усталость. Для тебя, Ант, с твоей стальной логикой — должно быть, смешная и глупая… А для меня — нет, для меня это миллионы мягких тюков, застилающих мир.
От усталости скользишь во времени назад, жертвуешь любыми воспарениями мысли — лишь бы ускользнуть. И вот впадаешь в спасительную примитивность, и в ней — отдых.
Уходишь как бы в иное время, где ты стабилен, в меру туп и добропорядочен, где мир устроен надежно и, пожалуй, наилучшим образом, ибо создавало его непременно сверхразумное существо, вроде нашего древнего Яхве или их странного Игрока-Творца, или Высящегося. Уходишь в стабильность традиций, согласно которым ты — достойный сын своего отца, превосходная его копия, а твой сын — столь же превосходная копия тебя и своего деда, в мир, где завтра, в общем-то, копирует сегодня, а вчера служит надежным образцом для всех последующих дней. Где можно покряхтеть на неспешно уходящую простоту старых добрых времен и под довольные шамканья старичков призвать к повсеместному восстановлению золотого века, его славных обычаев и нравов разумеется, без всяких там перегибов и кровавых оттенков, потому что избыток крови в тех ушедших временах нам просто мерещится, потому что шамкающие видят этот избыток только на путях прогресса, будь он неладен, этот сбивающий с толку прогресс, мерзкая выдумка дьявола.
И, лишь немного отсидевшись в болоте этого застойного времени, сбросив напряжение почти до нуля, начинаешь потихоньку выныривать, осознавать, что где-то там, далеко за болотами, оставить покинутые тобой горизонты, и вновь, стряхивая тину и спотыкаясь, устремляешься к ним, чтобы вечно бежать и падать, и снова захлебываться усталостью. Если так, считай, повезло…
Все может сложиться и по-иному. Чтобы вырваться из болота, нужно набрать определенную космическую скорость, иногда болото милого прошлого, куда погрузишься лишь на миг и всего-навсего для снятия напряжения, действует нахальней любой черной дыры. Хронокапкан втягивает намертво и не выпускает ни одного сигнала, ни одного крика о помощи, а тем более, не отдает людей, рискнувших выйти из гонки за горизонтом.
Мне всегда интересно было знать, как обстоит дело в смысле усталости у наших интеллектронов. Они слишком близки к людям, чтобы верить в их неисчерпаемый заряд бодрости и оптимизма. По идее, они тоже должны уставать и пытаться как-то преодолеть свою усталость. И вот тут-то я им сочувствую. Чисто по-человечески.
Вероятно, им нелегко занырнуть в спокойные времена, воображая себя ламповым компьютером середины прошлого века… Впрочем, нет! Они всегда могут приглушить свой интеллект, вообразив себя простыми деревянными фигурками золотой шахматной эпохи, своими незатейливыми пращурами, для которых сливались дни ушедшие и грядущие, которые были абсолютно послушным материалом в руках Игрока-Творца, еще не решившегося вдохнуть в них душу, утроив тем самым пожизненное испытание их веры и долготерпения… И своей тоже.
Да, у каждого свой путь борьбы с усталостью, свой путь… Кончится этот беспредельный матч — а остались, пожалуй, считанные минуты, — и я отдохну. Брошу все дела, все-все, постараюсь поглубже занырнуть в какое-нибудь болото и даже о времени не буду думать…
Кажется, я понимаю его замысел. Конечно, он рассчитывает сделать меня проходной. Спасибо ему, добрейшему человеку, — впервые в этом матче я добьюсь своего и стану ферзем.
Вообще-то шансов маловато — вся его авантюра опровергается теперь в два-три хода. Но он, по-моему, уверен, что противник испугается своего воображаемого просчета или заговора фигур. Испугается и наделает кучу глупостей, и тогда я неудержимо рванусь в ферзи. Какое счастье!
Боюсь только одного — Ант заранее сдастся и лишит меня финальной метаморфозы, величайшего удовольствия, которое не снилось ни людям, ни другим нашим фигурам…
Я и вправду счастлива, что мой блестящий рывок может завершить эту партию и этот затянувшийся матч. Я войду в историю гипершахмат как самая популярная пешка пятнадцатого поколения. И кое-кто из уважаемых фигур лопнет от зависти.
Эти снобы получат прекрасный урок. А, в сущности, чего они нос дерут. Я ничуть не уступаю им ни по сложности игровых программ, ни по кругозору те же тысячи миллиардов операций в секунду, та же образно-логическая система… Выдумали себе в утешение какую-то особую пешечную психологию. Клянусь Игроком-Творцом, это самая нелогичная ерунда, какую могут вбить в свои головы зазнавшиеся снобы.
Они посмеиваются над нашими ритуалами, думают, что мы, пешки, всерьез верим во всякие чудеса, путают наш Клуб имени Филидора с каким-то молитвенным домом. Смеются, но с удовольствием присутствуют на наших праздниках…
Конечно, представления древних фигур — это сборник мифов, мы давно уже ушли от закона безграничной любви к Игроку-Творцу, от молитв и философских диспутов по поводу его всемогущества… Но, заметно поумнев, мы кое-что утратили. Размывается наше единство — и не только взаимными насмешками. Раньше бесконечная примитивность любой фигуры в сравнении с Высящимся давала нам чувство общности наших судеб и амбиции короля или ферзя выглядели лишь мелким копошением перед ликом Игрока-Творца.
Теперь все по-иному. Мы узнали, что тот, кого мы принимали за земное воплощение Высящегося, — всего-навсего человек, довольно сложный биологический автомат с, несомненно, приличным интеллектом, однако не настолько мощным, чтобы превзойти нас в шахматной игре. И рассеялась величайшая иллюзия — чувство кем-то спланированного будущего, прекрасного и неизбежного… Исчезла надежность абсолютных законов Высшей Программы, и мы встали перед лицом выбора. И я не знаю, насколько обрадовало нас открытие, что лучшее будущее вовсе не спускается сверху по предписанному от начала веков плану, а буквально вылепливается из собственной активности в самых перенапряженных ее формах. Иногда становится страшно, потому что в нашей активности намешано черт знает что, и от кого теперь ждать гарантий в правильности того или иного пути?