«А, я поняла что происходит, - с надеждой подумала Люси. - Видимо, город готовится к какому-то странному маскараду, а я ничего об этом не знаю. Ну конечно, это все сделано специально! Все поменяли нарочно для чего-то. И сейчас я приду домой, к родителям, братьям и Кэти, горничная сделает мне горячую ванну, кухарка накормит меня завтраком, и я забуду обо всем».
Люси ориентировалась, как могла, в городе, который она не узнавала, и, стараясь не замечать машин, непонятных людей, направилась домой. Она чувствовала себя чужой среди них, и прохожие чувствовали это и поглядывали на нее с равнодушным удивлением. Ей было неуютно, как будто она была неодета. В каком-то смысле это так и было. Непокрытая голова доставляла ей много неудобств. Прохладный воздух январского утра холодил уши, открытые ее высокой прической. Непривычный к отсутствию шляпки лоб саднило при движении. Люси поймала себя на мысли, что отец создавал и придумывал ее ультрамодный костюм, а она чувствует себя в нем ужасно старомодной. Люси вдруг услышала родной и привычный звук копыт.
- Это кэб, наконец-то! Скорее домой. Кучер будет знать, как сориентироваться в городе теперь, когда в нем столько перемен!
Люси бросилась в сторону, откуда раздавался цокающий звук, и увидела сначала лошадей, а затем всадников, одетых в желтые куртки с зелеными полосками и черные шлемы. Люси уже знала, что так теперь одевается полиция. Поравнявшись с ней, полицейский обратился к ней высоким голосом, по которому Люси узнала, что это женщина. Ничто уже не могло ее удивить. При других обстоятельствах на женщину-полицейского она среагировала бы так же, как если бы лошадь заговорила человеческим голосом. Но сейчас она чувствовала себя как во сне или как будто она в театре, только не в зрительном зале, а на сцене, среди декораций. Там, где картины Древнего Рима соседствуют с египетскими пирамидами или с только что построенной Эйфелевой башней. Открытки с изображением этого чуда света она разглядывала вместе с видами Парижа совсем недавно.
Да! Именно так она себя и чувствовала - как среди декораций и разодетых артистов. Ей просто нужно найти выход со сцены в зрительный зал, и тогда она опять вернется к реальности.
- Вы в порядке? - пробился в ее сознание голос, доносящийся сверху. Люси подняла голову и увидела участливо смотрящую на нее женщину-полицейского.
- Я? Да, спасибо, - прошептала Люси и потеряла сознание.
Очнулась она на кровати в огромной комнате, где кроме нее лежало много людей. Через большое окно в комнату проникало много света, и Люси лежала и вспоминала: что она делает здесь? Над каждой кроватью был полог со шторами, которые были заброшены вверх, но при необходимости могли быть опущены.
«Я в больнице, - догадалась Люси. - Зачем? Разве я больна?»
Слева от себя она увидела смуглую женщину и предположила, что та из Индии. Женщина заметила ее взгляд и спросила:
- Ты давно здесь?
Люси задумалась и ответила:
- Не знаю. А вы?
- Меня только что привезли. Кровотечение открылось, видимо, будет выкидыш.
Слушать такое было стыдно и любопытно одновременно. Никто и никогда не говорил с Люси на подобные темы. О том, что такое выкидыш, она узнала случайно, когда услышала разговор между няней и горничной.
- Вот беспутный, ему хоть бы что! - сказала тогда няня о ком-то из слуг.
- Нет, он даже не знает, что у меня должен был быть ребеночек, - раздался дрожащий голос горничной Джени.
- Ты что же, ему ничего не говорила? - ахнула няня.
- Нет, он мне сразу сказал, что не хочет никаких осложнений, и если что, я помалкивала.
- Вот мерзавец! Ты думаешь, ты первая такая дурочка? И как ему все с рук сходит? Ты вот что - ты, главное, сейчас не рви из себя жилы. Делай все потихоньку. Если никто не видит, так и полежи, а я тебя прикрою. А насчет ребеночка - так это может, и к лучшему. А то куда бы ты сейчас? Места бы лишилась, и куда с дитем? Ни крыши над головой, ни денег! Вот встретишь себе хорошую пару, там и детки будут.
Люси, зная, что подслушивать недостойно, все же не могла уйти. Она впервые тогда столкнулась с истинной стороной жизни. Впервые заметила, что слуги - живые люди, со своими страданиями и радостями. С каким сочувствием она смотрела после этого разговора на Джени! Даже стала разговаривать с ней мягче и не затруднять мелочами, как раньше.
Она робко спросила соседку: