Хейс не интересуется этой красивой женщиной, даже немного, и мое сердце поет.
Любая капля ревности, которую я чувствовала, испаряется и заменяется чувством… удовлетворения.
— Рад тебя видеть, Бриэль. Желаю провести хорошую ночь. — Хейс снова улыбается.
А затем, на глазах у всех, он опускает голову и оставляет на моих губах самый короткий, самый нежный поцелуй, который у меня когда-либо был, ни разу не заботясь о том, что весь мир, вероятно, наблюдает в этот момент. Или что весь тостерный штрудель, который я съела, попал прямо мне в задницу. Даже когда вспыхивают камеры или из толпы раздается кошачий крик, когда он целует меня, затаив дыхание. Ему плевать на то, что Бриэль с большими губами наблюдает, или на то, что выражение ее лица абсолютно кислое.
Если бы я не знала ничего лучше, я бы сказала, что Хейс Дэвис только что сделал ставку на то, что его увидит мир.
— Большое спасибо за то, что ты был здесь сегодня вечером, Хейс, и большое спасибо за то, что ты была с ним на свидании, София. Вы прекрасно выглядите. Председатель фонда благодарит нас обоих, прежде чем уйти, чтобы поговорить с другими людьми в толпе.
Теперь, когда наше первое мероприятие в качестве пары закончилось, я чувствую, что, возможно, чуть-чуть слишком остро отреагировала. Все были только добры и приветливы, и я чувствую себя немного виноватой за то, как вела себя в доме.
— Хейс, прости меня за то, как я поступила, когда пришла сюда. Это было грубо, и я прошу прощения.
Он смотрит на меня, нахмурив брови: — Ты расстроилась, София. Никогда не извиняйся за то, что ты чувствуешь.
Я не готова признать это вслух, но большая часть моей вины проистекает из того, как я обращалась с Хейсом на протяжении большей части нашей взрослой жизни. Несмотря на то, что мы оба говорили и делали вещи, которые были… ну, детские и незрелые, я была ужасна с ним. Теперь, когда я узнала его, я вижу, что он совсем не такой, как я себе представляла. Во всяком случае, он лучше, чем кто-либо на самом деле считает его. Журналы светской хроники изображают тусовщика беззаботным, но, по правде говоря, он добрый и заботливый. Он работает волонтером с молодежью, жертвует больным детям и навещает маму при каждом удобном случае. Это то, на чем должны сосредоточиться средства массовой информации, но вы никогда не увидите их в печати. Вы видите только те случаи, когда он попадал в более непристойную ситуацию.
— Ты совсем не такой, как я думала, — шепчу я.
Он молчит так долго, что я думаю, что он, возможно, не слышал меня. Но только мы в этом замкнутом пространстве заднего сиденья этого лимузина. Если я протяну руку, моя рука коснется прохладной кожи рядом с моей рукой.
Наконец, он говорит: — Ты никогда не давала мне шанса. Я не идеален, София. Я лажаю чаще, чем нет. Я ошибаюсь, как и все. Я виноват во многих вещах, в том числе в том, что провожу время с женщинами, с которыми у меня не было никаких дел. Я парень. Не то, чтобы это извиняло меня, но я просто хочу, чтобы ты знала, что, несмотря на то, что ничто в нашей помолвке не является реальным, и я знаю, что у тебя все еще есть эти сомнения относительно того, кто я, я предан. Я не буду смущать тебя, преследуя кого-то другого, и я никогда не проявлю к тебе неуважение.
Мое сердце сжимается от его слов, и я чувствую, как слезы наворачиваются на глаза. Глупые гормоны.
— Я ценю, что ты это сказал. Я надеюсь, что мы сможем стать друзьями — забыть все из прошлого и двигаться только вперед. Не только для ребенка, но и для нас? — Я спрашиваю.
— Как будто ты можешь избавиться от меня. — Он улыбается, берет меня за руку и переплетает свои пальцы с моими. Жест прост, и я не ожидала от него этого.
Я не могу справиться с перегрузкой чувств внутри меня, которые грозят вырваться из швов в любой момент. Я… в замешательстве — в замешательстве из-за того, что я не должна и не могу чувствовать к Хейсу.
Последнее, что мне нужно сделать, это случайно влюбиться в моего фальшивого мужа. Каким бы очаровательным и смехотворно горячим он ни был.
16
Хейс
Восемнадцатая неделя.
Две недели пролетают незаметно. Вместе мы с Софией подружились. То, что я не ожидал, но никогда не хочу сдаваться. Это эгоистичный мудак во мне.
Но, если у меня будет по-моему, я никогда не откажусь ни от одного из них.
Мы попадаем в удобную рутину: она моет посуду, а я убираюсь. Я покупаю ей тостер-штрудель, а она складывает мое белье. Это странный симбиоз (Прим.: Совместная жизнь), но он работает для нас.
— Хейс! — Я слышу, как София кричит с другой стороны дома, толкая меня и заставляя чуть не уронить пятидесятифунтовую гирю, которую я поднимаю на скамье.
Я быстро ставлю штангу обратно на стойку и взлетаю со скамейки, перелетая на другую сторону дома в рекордно короткие сроки. Я нахожу Софию лежащей на диване с прямой доской и уставившейся в потолок.
— Ты в порядке? Что случилось? Это ребенок? — Я тяжело дышу, останавливаясь рядом с ней.
— Нет, я в порядке. Все в порядке. Извини. — Она ухмыляется, и, хотя она чертовски напугала меня, я хочу больше улыбки, которой она меня сейчас украшает.
— Ты напугала меня до смерти, я думал, что что-то не так.
— Я в порядке… но, кажется, я почувствовала шевеление ребенка!
Мои брови приподнимаются: — Правда? Типа снаружи?
В течение последних двух недель она чувствовала, как ребенок шевелится в случайные моменты времени, и каждый раз она была более потрясена, чем раньше. Я не могу дождаться, чтобы почувствовать.
— Да, вроде небольшого движения, но я определенно это почувствовала.
Я падаю на колени рядом с ней, пристально глядя на ее живот, как будто мой взгляд заставит показать себя моего новичка.
“Новичок.”
Это то, как я прозвал ее, когда мы решили, что мы оба устали называть ее «малышкой». Мы до сих пор не знали пол, но София уверена, что это девочка.
Итак, мы называем ее Новичок, и это подходит.
— Новичок, ты там? — Я нежно постукиваю по животу Софии. Она трясется от хихиканья, но в остальном я все еще не вижу никакого движения. Я прижимаю ухо к ее животу, пытаясь рассмешить Софию. — Послушай, я не знаю, насколько хорошо ты меня слышишь, но мне очень нужно, чтобы ты пришел и показался сегодня вечером, хорошо? Папа умирает от желания тебя увидеть.
Когда я заканчиваю говорить Софии в живот — зная, что Новичок меня слышит, но не будет отвечать еще месяцев пять или около того, — мой взгляд встречается с Софией, и на ее лице появляется широкая счастливая улыбка. Блядь, я положил это туда.