Сразу же на глаза навернулись слезы, и после эмоционального дня, проведенного с моей лучшей подругой, я теряю сознание. Глаза Хейса расширяются, когда он падает рядом со мной и заключает меня в свои объятия.
— Чёрт, прости, детка, я не хотел, чтобы ты плакала. Я просто подумал, что это будет идеально для нее. Она может надеть его на мои игры.
Я всхлипываю и прикрываю рот рукой. Этот человек безумно, раздражающе оберегающий большой плюшевый мишка. Мне так повезло, что он мой.
— Я люблю тебя, — выдыхаю я.
Кладу руки на его щеки, касаясь пальцами щетины, я прикасаюсь к его губам и целую его изо всех сил. Я хочу показать ему, а не просто сказать, как сильно я люблю его и все, что он делает ежедневно для меня и своей дочери.
Он прерывает поцелуй и прижимается своим лбом к моему: — Черт возьми, детка, если бы я знал, что тебе это так сильно понравится, я бы принес тебе подарки задолго до этого.
Мы наслаждаемся моментом вместе, истинным изменением вещей, пока он не говорит: — Я люблю тебя, Сент-Джеймс. Я рад, что ты наконец поняла это.
Я смеюсь сквозь очередное рыдание: — Спасибо. Ей это понравится.
— Но внизу есть еще один сюрприз. — Он усмехается.
Не останавливаясь, я отодвигаю остатки ткани в сторону и смотрю, видя, что на дне куча одежды. Я вытаскиваю его и откладываю коробку в сторону. Как только я поднимаю его, я вижу, что это великолепное платье.
— Для чего это?
— Я запланировал вечеринку через несколько недель для нас, одну последнюю ночь только вдвоем перед тем, как Новичок будет здесь.
— Это красиво. Спасибо за эти подарки. Это то, чем ты занимался весь день, ходил по магазинам?
Его глаза мерцают: — Может быть. Хотя не скажу. Пора кормить обоих моих малышей.
Он встает и уходит оставив поцелуй в щеку.
С каждым днем он удивляет меня все больше и больше. Вместо того, чтобы быть моим врагом номер один, он на самом деле единственный человек, которого я хочу видеть рядом со мной на протяжении всей жизни. Мой номер один мужчина.
20
Хейс
36 с половиной недель.
Сегодня та самая ночь. Я тщательно спланировал все, что только мог придумать, в том числе убедиться, что наши больничные сумки находятся в машине на случай чрезвычайной ситуации.
Я веду Софию в городской ресторан, который бронируется за два года вперед, что чертовски безумно, потому что кто знает, что они хотят есть за два года вперед? Но что угодно. Он со вкусом оформлен, пахнет первым классом и предлагает самую вкусную лазанью в городе. Софии понравится.
— Детка, нам нужно идти, иначе мы пропустим нашу бронь. — Я кричу из гостиной. Я подхожу к зеркалу в коридоре и поправляю галстук. Я чувствую, что это может задушить меня до смерти, но я думаю, что это, вероятно, как-то связано с моими нервами.
— Я иду, я иду. — Ее голос доносится по длинному коридору, ведущему в нашу комнату.
Когда я оборачиваюсь, она стоит там с легкой улыбкой на ярко-красных губах, и, черт возьми, я думаю, что потерял весь ход мыслей.
Ее длинные светлые волосы завиты и волнами падают на спину. Черное платье, которое я ей купил, сидит на ее теле как влитое. Выглядит невероятно, как будто создан специально для нее. Она отказалась от лабутена, который любит, и носит туфли на маленьком каблуке, который до сих пор заставляет меня восхищаться ею.
Она захватывает дух.
— Малыш… ты… — Я выдыхаю.
Ее щеки краснеют: — Я чувствую себя выброшенным на берег китом.
Я сокращаю расстояние между нами, притягивая ее к себе: — Ты воплощение совершенства, и я не могу дождаться, когда вытащу тебя из этого платья. Но… каблуки останутся. — Я рычу.
— Возможно, мне придется доковылять до кровати, но если ты не против.
— Очень, очень не против.
Она смеется, когда я вывожу ее наружу и закрываю дверь за ней. Как только мы сели в машину, я держу ее за руку всю дорогу до ресторана, пока мы не подъехали и камердинер не открыл ей дверь. Когда мы входим, ее глаза широко распахиваются, она взволнованно смотрит на меня, и я знаю, что это стоило тех огромных денег, которые я заплатил, чтобы привести нас сюда.
— Хейс, сюда невозможно попасть… Как?
— Магия, детка.
Официант подводит нас к столику в задней комнате, где мы вдвоем сидим за столом шеф-повара.
Он приготовит нашу еду сегодня вечером и принесет ее лично. Еще одна огромная сумма денег, потраченная на то, чтобы это произошло, но, черт возьми, оно того стоило.
Я отодвигаю ее стул и помогаю ей сесть, беру ее куртку и вешаю ее на спинку стула, прежде чем присоединиться к ней через стол. Официант приносит нам напитки и закуску из лучшего хлеба, который я когда-либо ел в своей жизни, и София смотрит на меня с улыбкой.
— Это невероятно.
— Ты невероятна. — Я говорю ей: — Знаешь, я привел тебя сюда не только из-за твоей привязанности к итальянской кухне. Я знал, что это сделает тебя счастливой, но у меня есть скрытые мотивы.
Ее брови хмурятся в замешательстве.
Я чувствую, что галстук на моей шее с каждой секундой становится все туже, но каким-то образом мне удается сказать: — Я люблю тебя. Наша история нетрадиционна и никоим образом не идеальна. Но София, Сент-Джеймс, в конце концов, нетрадиционная любовь — это единственная любовь, предназначенная для меня.
Осознание пробегает по ее лицу, когда я встаю со стула и опускаюсь перед ней на одно колено. Жирные слезы блестят у нее на глазах, и ее рука подлетает ко рту, другую я снова беру в свою. Я чувствую дрожь в ее руке и подношу к ней губы.
— У меня никогда не было возможности попросить тебя выйти за меня замуж так, как ты того заслуживаешь. Если бы я мог сделать это все сначала, я бы сделал тебя своей с самого начала. Не для притворства, а навсегда. Ты все, что мне когда-либо понадобится. Или хочу в женщине, София. То, как я люблю тебя, никогда не исчезнет. Я хочу провести каждый день до конца, вечно показывая тебе, насколько ты совершенна, поклоняясь тебе, любя тебя. Я хочу посвятить свою жизнь нашей семье. Потому что в этом мире нет ничего больше, чем я хочу, чтобы как можно чаще помещать в тебя своих детей.
Она рыдает и смеется одновременно, а слезы текут по ее лицу.
— София Сент-Джеймс, ты выйдешь за меня замуж? На этот раз по-настоящему и навсегда? Мне нужно быть твоим мужем, а не притворным. Настоящим.