Что-то вроде этого любит говорить Рикардо, когда ему задают вопрос о причинах отсутствия семьи и детей. Что не готов подвергать близких опасности, что он публичная личность со множеством врагов, что с трудом удается защитить племянника… Словом, подойдет любой эффектный ответ, кроме банального, но честного: так получилось.
Принимаю версию медика и не спорю. На самом деле, больше всего на свете мне сейчас хочется положить свое бренное тело горизонтально и не меньше чем часов на десять. Болеутоляющее мне вкололи мощное — боль убрало быстро, но и в сон клонит так, что еще немного — и нырну с койки носом вниз.
— А проиграл глупо, — Мэг чувствует, что я начинаю отключаться и решает продолжить разговор. — Никто вообще не ожидал, что Эд не размажет тебя по стенке в первую минуту.
Зеваю и поправляю:
— По полу. — Маргарет поднимает глаза и хмурится. Поясняю: — По полу, в итоге он размазал меня по полу.
Медик усмехается.
— Урок тебе на будущее. В следующий раз подумаешь, прежде чем связываться с тем, кто вдвое крупнее и опытнее тебя.
Давлю очередной зевок. В конце концов, так откровенно зевать неприлично.
Тру глаза здоровой рукой.
— Как же тогда чему-то научиться, если выбирать противников, которые слабее тебя?
Мэг поднимает глаза и смотрит на меня как на умалишенного.
— И чему же ты научился? Как выворачивать суставы? Ты не похож на неопытного бойца, но противника нужно выбирать по габаритам.
Хмыкаю.
— Сейчас я ничему не научился, — признаю, — но новые эмоции получил.
Не буду же я рассказывать, что все мои предыдущие партнеры либо состояли со мной в дружеских отношениях, либо работали на моего дядю. Никто из них никогда бы не нанес мне настоящего увечья. А отсутствие риска делает бой неинтересным априори.
Что касается драк с незнакомцами… Да не дерусь я, почти любой конфликт можно разрешить мирным путем, особенно если у тебя хорошо подвешен язык. В Академии было много случаев, которые едва не вылились в драку, но всегда удавалось договориться. А за пределами ЛЛА с меня глаз не спускают дядюшкины церберы. Те несколько раз, когда я нагло сбегал из-под опеки, не считаются.
Да, меня обучали, да, я многое умею, но сегодняшний спарринг с Эдом стоил сотен других, потому что впервые были важны именно мои навыки, а не я сам или мои родственники.
За мной всюду таскается толпа охраны, и чаще я их не замечаю, потому что попросту привык и не обращаю внимания. Но сегодняшний бой с Эдом был глотком свободы, как и сам нелепый побег на «Старой ласточке».
Только все это Мэг я не скажу, потому что чужие проблемы должны оставаться чужими. А у меня и проблем-то в жизни нет, потому что меня оберегают, как хрустальную вазу.
— Значит, ты адреналиновый наркоман, — делает Маргарет собственный вывод.
— Вроде того, — не отрицаю. Может, она и права, и мой диагноз установить проще простого.
Снова не сдерживаюсь и зеваю.
Мэг заканчивает, пропускает эластичный бинт через грудную клетку и закрепляет.
— Иди уже, — отпускает, вручив специальный бандаж, с которым мне предстоит разгуливать, чтобы не потревожить сустав раньше времени. — И учти, — напутствует, — в ближайшие три недели не вздумай снимать повязку и двигать плечом. Я еще посмотрю тебя перед спуском на Альберу, а там лондорские врачи разберутся.
Конечно, разберутся. Рикардо мигом поднимет на уши весь штат врачей Центрального госпиталя по причине моего нового увечья. Мрак.
— Спасибо, — улыбаюсь сквозь новый зевок.
— Иди, иди, камикадзе, — провожает и добавляет уже вслед: — Мало тебя в детстве пороли.
Меня вообще не пороли. Не били и не обижали. Я же хрустальная ваза, помните?
***
Что бы ни дала мне Мэг, это средство просто на убой. Добравшись до каюты, вырубаюсь не на десять желанных часов, а почти на двадцать. Просыпаюсь вечером следующего дня с головной болью и страшной жаждой, будто вчера принял не болеутоляющее, а пару бутылок виски.