Я тяжело дышала, потому что он давил на меня всем своим весом, но не только от его слов, а от гораздо большего, что он сказал.
— Я... я не знаю, что сказать, — прохрипела я. Он услышал мой хрип и уперся на руку, согнутую в локте на кровати, передвинув свой торс с меня.
— Мне нечего сказать, — сказал он. — Я просто изложил все, как есть.
— Митч…
Он остановил меня, прикоснувшись своими губами к моим, прошептав:
— Давай спать, детка.
— Думаю, что…
— Не думай, — прорычал он, и к нему вернулась прежняя напряженность. — Послушай. Четыре года я наблюдал за тобой, такой хорошенькой, мне нравилось смотреть, как твоя задница двигается в обтягивающих юбках. Но через пять минут ты полностью сотрясла мой мир, когда я увидел тебя с двумя детьми в том месте, где они пережидали, когда ты за ними приедешь. Не прошло и двух часов, как к нам в ресторане подошла женщина, сказав, что у нас прекрасная семья. Я даже не понял ее слов, потому что у нас тогда не было отношений, а теперь я понимаю, что она имела в виду. И она была права. И я также понял, что у меня имеется кое-что. Я должен уберечь этих детей от новых падений, «шишек и тумаков», и я должен уберечь свою женщину от новых падений, и я готов изнурять себя, истекать кровью, отказывать себе, чтобы это сделать.
Я молчала, совершенно неподвижно глядя на него.
А потом я разрыдалась.
Митч перекатился со мной в руках на спину, а я продолжала плакать.
Когда я перестала плакать, Митч дотронулся большим пальцем до моей мокрой щеки, прошептав:
— Никогда не верил в это дерьмо, но сейчас мне кажется, что я влюбился в тебя с первого взгляда.
Я вздрогнула, дыхание сбилось, а слезы вернулись.
— Митч…
— А Бад и Билле значат для меня больше, потому что они оказались катализатором, который привел меня к тебе. Мне просто повезло, что они вместе с тобой.
Еще один толчок, еще одна большая трещина, и мой кокон стал крошиться.
— Митч…
— Я люблю тебя, милая, — прошептал он.
Я уткнулась лицом ему в шею и снова разрыдалась. И на сей раз я рыдала дольше.
Когда слезы высохли, он положил меня на кровать, свернулся калачиком, прижав к себе, уткнувшись лицом в мои волосы.
И когда напряжение в его объятиях ослабло, я прошептала:
— Ты — мужчина моей мечты.
— Я знаю.
Я моргнула, глядя на свою подушку в темноте.
— Как?
— Мара, детка, я тоже никогда не верил в это дерьмо, но теперь знаю, что ты была создана для меня. А, когда ты чувствуешь это, то знаешь и другое.
О боже мой.
— Я была... я была... создана для тебя?
— Я полицейский не просто так, дорогая.
— Значит, ты был создан, чтобы меня спасти, — предположила я, не уверенная, что мне это понравится.
— Нет, я был создан, чтобы защищать тебя, а ты была создана так, чтобы все это стоило моих усилий.
Ладно, это мне нравилось. Я была абсолютно уверена, что это мне очень понравилось.
Даже слишком.
— О, черт, — прошептала я дрожащими губами, — кажется, я сейчас снова заплачу.
Его тело затряслось, рука напряглась, он зарылся глубже лицом в мои волосы, и я услышала его смех.
Отчего разозлилась.
— Митч! Не принято смеяться, когда говоришь по душам.
— Да, не принято, но не во время одного из разговоров, когда дело касается Марабель Джолин Ганновер.
Я поймала себя на мысли, что пялюсь в свою подушку в темноте. А потом поняла, что была настолько вымотана оргазмом, двумя рыданиями и разговором по душам с детективом Митчем Лоусоном.
Поэтому пробормотала:
— Как скажешь, — чем вызвала еще смех.
А... неважно.
Я прижалась спиной к Митчу, его рука крепче обняла меня. Его дыхание стало ровным и расслабленным.
Но я не заснула. А пялилась на складки подушки в темноте, обдумывая его слова.
Потом я еще раз прокрутила их в голове — слово в слово.
И еще раз.
И каждый раз моя душа вздыхала.
А потом я заснула.
* * *
Все произошло три дня назад.
Дети не должны были идти в школу, была суббота, мы с Митчем были выходными, поэтому собирались отвезти детей в «Шесть Флагов Элит Гарденс».