К счастью, я смогла спокойно проработать следующие два дня, находя разные причины, возвращаясь поздно домой, нежели обычно. И в эти дни мне не стоило напрягаться, потому что внедорожника Митча не было на стоянке, когда я возвращалась домой.
В среду у меня был выходной, в половине шестого вечера в мою дверь раздался стук. Я подошла к двери и посмотрела в глазок, Митч стоял по ту сторону. И выглядел он совсем несчастливым. Он выглядел нетерпеливым, возможно, немножко сердитым. И пока я продолжала пялиться в глазок, он становился все более сердитым, я наклонила голову и прижалась лбом к двери. Он постучал снова. Я не шелохнулась, не издав ни звука.
Он перестал стучать, я вздохнула и посмотрела в глазок, его там уже не было.
Митча больше никак не проявлял своего присутствия. Его внедорожник не стоял на стоянке, хотя в течение следующих трех вечеров, когда я возвращалась домой, каждый раз позже обычного, его внедорожник всегда был на стоянке.
Наступило воскресенье — мой выходной. Так как я сделала все что возможно на этой неделе после работы, я могла спрятаться в своей квартире, затеяв уборку, полностью возиться у себя в квартире, избегая даже возможности столкнуться с Митчем. Я также не отвечала на звонки телефона в тот день и много раз в течение недели, когда Брент, Брэндон и Латанья (которой скорее всего ББ рассказывали о Митче и пицце) звонили, оставляя сообщения и писали смс-ки, короче они все интересовались Митчем.
Мне определенно нужно было что-то предпринять.
При этой мысли зазвонил определенным рингтоном телефон, и я хотела уже проигнорировать и этот звонок. Но скорее всего это была Линетт, а мне хотелось поговорить с Линетт. Я знала ее с седьмого класса. Она поймет все насчет Митча. Она не согласится с моим решением, но все равно с интересом выслушает. Я раздумывала, мне хотелось поговорить с ней. Мы перезванивались раз в неделю, мы не могли не звонить.
Когда я добралась до своего телефона, то увидела знакомый номер телефона на своем домашнем телефоне — «Остановись и иди — Зуни».
Я почувствовала, как брови сошлись вместе, сердце забилось быстрее. Я подняла трубку, нажала на кнопку и приложила к уху, надеясь, что ББ или Латанья не решили мне позвонить по домашнему номеру, чтобы выяснить как прошла пицца с Митчем. Поднимая трубку к уху, я больше всего надеялась, что именно этот звонок не связан с Билли и Билле.
— Привет, — поздоровалась я.
— Вы Мара? — спросил грубый мужской голос.
— Гм... да, — ответила я.
— Ты знаешь ребят по имени Билли и Билле?
Я почувствовала, как меня охватывает паника.
Как я и боялась, звонок был связан с Билли и Билле — детях моего глупого, убогого, мелкого преступника кузена Билла.
Билл перебрался за мной в Денвер, что было мне совершенно не на руку. Когда мы были детьми, я любила его. Он был веселым и забавным, и мы отлично ладили, проводя вместе время. Когда он стал старше, любить его стало не так уж легко. Главным образом потому, что он развлекался, втягивая меня в свои развлечения и неприятности, и это было уже не так весело и забавно. Но он от меня не отлип. Мне уже не нравилось тусоваться с ним. Я перебралась из Айовы, сбежав от моей сумасшедшей матери (а сестра моей матери была такая же сумасшедшая ее сестра — мать Билла), но я сбежала также из Айовы от самого Билла и его выходок. К несчастью, Билл последовал за мной.
К сожалению, затем у Билла появилось двое детей от двух разных женщин. Обе женщины благоразумно смылись. Они спокойно оставили своих детей на него. Именно с такими женщинами Билл и мог связаться.
Итак, у Билла был Билли, его сын, которому было девять лет. А также Биллерина, шестилетняя дочь. Да, он назвал свою дочь Биллериной. А почему нет, он же был глупым, убогим, мелким преступником, моим кузеном.
Да, Билл был глупым, убогим, мелким преступником, шутником, совершенно не понимая, что он жестоко обращался со своими детьми. Билл называл ее Билле, предполагая, что это смешно, но он же был глупым, убогим и уже совсем несмешным.
Я любила его детей и проводила с ними столько времени, сколько могла. Из-за них я дважды на этой неделе поздно возвращалась домой, потому что проведывала их.
К несчастью, они были дома вместе с Биллом. И хотя я любила их, но не могла мириться с их отцом. Они понимали, что я была единственным солидным взрослым в их жизни, и моя любовь распространялась на них безоговорочно, без всякого дерьма и неприятностей, поэтому в ответ они тоже любили меня.
Кроме того, поскольку Билл был глупым идиотом, то есть идиотом всех идиотов, иногда от него шло такое дерьмо, что мне всякий раз звонили. Я не хотела, чтобы дерьмо Билла попало в вентилятор и отразилось на его детях. К сожалению, в последнее время дерьмо Билла происходило все чаще, и мое обычное беспокойство переросло в настоящую панику.