«Я… — Рэми сглотнул. — Я сам. Сам отдам… можно?»
«Да, мой архан, если твой учитель нам разрешит».
«Не бойся, Нар, — сказал вдруг Рэми, вновь поймав в плен взгляд хариба. — Я слежу за Арманом. Все время. Я не дам его в обиду, верь мне, я могу. У меня есть Аши. И Ви».
И поняв, кто такая Ви, Нар почувствовал, что леденеет от страха.
Но Рэми соскользнул со стула, не спросив ни у кого разрешения, взял за руку Нара и увлек его за собой к дверям из кабинета. И Тисмен их на этот раз не задерживал, лишь руна на его лбу на миг блеснула синим.
— Я хочу пойти к Арману, — четко сказал Рэми Кадму, войдя в приемную. — Когда он вернется. И я очень хочу, чтобы ты пошел со мной…
— Хорошо, Рэми, — улыбнулся телохранитель, взлохматив ладонью волосы мальчика. А потом обернулся на Нара и спросил:
— Как тебе удалось?
Нар не успел ответить: его ногу вдруг обожгло жаром. Недоуменно глянув вниз, он увидел лишь странную, некрасивую зверюшку с плоской пузырчатой головой, что уверенно впилась в его голень тонкими змеиными зубками и отпускать, кажется, не была намерена. Лишь довольно сверкала глазами, помахивала плоским, лысым хвостом, и продолжала сжимать челюсти. Это было бы смешно, если бы не было так больно.
— Нар! — крикнул Рэми, но раньше, чем он даже пошевелиться успел, в приемную влетел Тисмен, оторвал от Нара зверюшку и прошептал едва слышно:
— Ее яд насыщен магией, его так просто не выведешь…
— Тис, забодал со своими игрушками! — выкрикнул Кадм, помогая Нару сесть на стул и вынимая из-за пояса кинжал. Он быстрыми жестами разрезал штанину, добрался до раны и вспорол ее, пуская кровь. — Виссавийцев зови, пока он еще живет! Иначе Арман нас живьем сожрет за своего хариба!
Так уж и сожрет… Кружилась голова, просился наружу съеденный завтрак, и Нар уже был на грани яви и сна. Странные голоса, глухие, зовущие, бегущий по венам огонь и ласковая грань забытья… Он как сквозь туман различил знакомые рыдания и прошептал едва слышно:
— Не плачь, Рэми, не надо.
А мальчик уже опустился перед ним на колени, коснулся пухловатой еще ладошкой раны, и сразу же туман рассеялся, и Нар видел лишь ошеломленное удивление в глазах Кадма, да легкую улыбку на устах Тисмена.
— Так вот почему он так не терпит агрессии, — сказал зеленый телохранитель, касаясь пальцами лба Рэми. Мальчик сразу же обмяк, Тисмен поднял его на руки и уложил на софу, и продолжил едва слышно: — Теперь понимаю, почему он так легко сорвался.
— Почему? — тихо спросил Нар, сам удивляясь своей наглости. Но Тисмен лишь посмотрел холодно, с легким удивлением, однако, ответить изволил:
— Мы привыкли к тому, что наши целители алчны и жадны до наживы. Но дар истинного целительства, как у Рэми, он бескорыстен. И открыт людям. Рэми подсознательно жаждет помогать, а не ранить, и потому не может снести даже мысли, что может быть причиной чьей-то смерти или боли. Ведь эту боль он чувствует как свою. Даже больше, он смешивает ее со своей ношей, со своей виной… Помнится, недавно Рэми должен был выбрать, спасать себя и, что хуже, нас, или своего неродившегося сына. Боги видят, этот выбор дался ему крайне сложно. И Арман о нем бездумно напомнил, мало того, обвинил в том, что Рэми чуть было не увел за грань Мира… боюсь, для целителя такую ношу вины вынести сложно. К тому же…
— …мнение Армана для Рэми крайне важно… — прошептал Нар и осекся: он прервал телохранителя. Однако Тисмен, казалось, не разгневался, лишь улыбнулся и вновь склонился над спящим Рэми.
— Что меня, мягко говоря, удивляет, — вмешался Кадм. — Даже Мира Рэми не слушает так, как слушает твоего архана. Зато теперь я знаю как его будить.
— Однако стоит ли пока будить? — тихо ответил Тисмен. — Я даже не знаю как сказать принцу… после того, что произошло, я прочитал еще раз татуировки Рэми. Желтые, вне сомнения, это рожанин, я не знаю, что и думать. Но суть не в этом. Наш милый мальчик, который так боролся за свою свободу и против власти Мираниса… отдал, добровольно, скорее всего, свои браслеты главы рода некому Гаарсу. И теперь, увы, этому Гаарсу решать, стать Рэми телохранителем Мираниса или нет, а мы ничего не можем с этим поделать.
— Гаарс, — тихо прошептал Нар. — Это тот самый Гаарс, которого казнят на рассвете?
— И тот самый Гаарс, чей амулет принес Рэми в замок? — спросил появившийся в дверях Миранис. — Мы ведь и забыли, что явился он сюда с какой-то целью. И я хочу знать с какой. Кадм… будь добр, приведи Гаарса, нам надо серьезно поговорить. И Рэми разбуди. Мальчик забавный. Мне с ним работается легче.
— Да, мой принц, — поклонился Кадм, и Нар поспешил выскользнуть из покоев Мираниса, пока на него вновь не обратили внимание. Но не успел, ирония в голосе в Кадма была быстрее:
— Ты что-то скрываешь от нас, Нар. Не просто так Рэми тебя послушал. Что же ты ему такое сказал, а?
— Правду, мой архан, — поклонился телохранителю Нар. — Ты же сам понял, иначе с ним нельзя.
Кадм лишь задумчиво кивнул и, на счастье, разрешил выйти. А Нар лишь вздохнул украдкой: когда боги хотят, они даже самых умных людей делают слепыми.
Зима вокруг чертила тени на белоснежном снегу. Бежала под ажурным мостом неугомонная, не желавшая спать подо льдом речка, позвякивали висящие на березах сосульки, мягким покрывалом укутал все вокруг только выпавший снег. Красиво, но Идэлан с большим удовольствием вернулся бы сейчас в Виссавию, там тише и спокойнее. И не надо врать, никому, и вина мучила не так сильно, и не было рядом тех, кто раз за разом раздирал его давно затянувшиеся, казалось, раны.
Он выдавил тот проклятый день из своей памяти, но совсем недавно ему обо всем вновь напомнили. Напомнили, что он сволочь. Что если вождь узнает о его вине…
Смерть была бы лучше. Но кто ему позволит умереть?
Он нашел Аланну там, где и ожидал. Укутанная в тяжелый, подбитый мехом плащ, она сидела на ажурной скамейке и смотрела в бегущую воду. Говорят, от этого становится легче… но есть ситуации, в которых легче не становится никогда.
Они оба связаны этим навязанным браком. И хочешь не хочешь, а Аланне придется уступить. Как Идэлану придется взять в жены ту, что любит другого. Как низко он пал… он мог бы выбрать в Виссавии любую, мог бы радоваться взаимности, мог бы быть уже отцом, но ему было не до этого. Он настолько погряз в горе, что не слушал ни матери, ни сестер, которые умоляли очнуться. Настолько забыл обо всем, что и не заметил, как миновала молодость… как давно уже пришло время остепениться…
Но не так же!
Идэлан сел на скамью рядом с невестой и едва слышно вздохнул. Аланна думает, что ей больно. Больно на самом деле было ее любимому Рэми. Говорят, мальчишка едва не сломался, узнав о своем выборе. Между жизнью их неродившегося сына и своей. И, наверное, выбрал бы иначе… но вслед за Рэми пришлось бы уйти и Миранису, и Арману, и телохранителям. Шесть жизней за одну, еще толком и не начавшую… и неопытный, только познавший силу целитель, державший на руках любимую, истекающую кровью. Видевший, как лоза Алкадия сожрала их ребенка…
Аланна ничего этого не помнит. Телохранители мягко стерли ей память, лишив лишних воспоминаний. И теперь Рэми нести эту ношу одному…
И в одиночестве. Может быть.
— Почему вот так? — спросила Аланна.
— Думаю, что повелитель с тобой еще мягок, — ответил Идэлан и посмотрел в воду. А ведь действительно успокаивает… немного. Но сейчас многого и не надо. — Ваша страна ведь не такая, как наша, мы и подумать не можем изменить нашему вождю. А ваш мог бы подумать, что Мираниса пытаются убить, чтобы посадить тебя на трон. Хотя…
— Хотя что? — вздрогнула Аланна.
Идэлан слегка улыбнулся, и набрал на пальцы немного снега со скамьи. Холодный. В Виссавии нет холода. Но и света сейчас там нет.