Красивая вещичка. Всего лишь отполированная до блеска белоснежная ветвь дерева, а силы в ней столько, сколько не во всех высших магах найдешь. С любовью делали. Огромной любовью. С той же любовью, с какой создавали тонкий браслет, поблескивающий на запястье Рэми. Посмотреть бы на этот амулет поближе, ведь Арман никогда и никому его в руки не давал. Даже телохранителям принца. Не доверял… прощальный подарок когда-то горячо любимого брата, и Тисмен его понимал.
Арман если уж любил, но верно и от всей души. Иначе, наверное, не умел. Наверное, потому и любил так немногих. Мираниса, например. И принц об этом знал, иначе бы давно собственными руками придушил: в своей верности Арман бывал невыносим.
Кадм тем временем забрал амулет (и как этот упрямый Рэми только отдал-то?), сжал его в пальцах и почему-то заметно побледнел, продолжая спрашивать, уже гораздо мягче, внимательнее, будто что-то вмиг изменилось. И Тисмен хотел бы знать, что.
— На Армана напали, правда?
Рэми кивнул, глотая слезы.
— Высший маг, правда? Иначе бы он до Армана не добрался, не так ли?
— Нет… — тихо сказал Рэми. — Он маг… но не кассийский. Не высший, не обычный, просто не наш… его сила… это откуда-то еще… понимаешь? Он плохой… он тянет, тянет чужие силы… я боюсь его…
— Магический вампир, значит? Неважно. И с такими разберемся. Как его зовут, малыш?
Рэми напрягся, будто что-то вспоминая. Сжал ладони в кулаки, задумался, и спокойно уже выдавил имя, которое заставило всех похолодеть:
— Алка… Алкадий, кажется… он такой… страшный… и в нем что-то страшное…
И вдруг бросился к Кадму:
— Пожалуйста, пусти! Я должен помочь! Это из-за меня, слышишь, из-за меня! Он меня хочет, меня! Он мучает Ара из-за меня! Я чувствую, я слышу, я знаю! Ка-а-а-а-адм, почему, почему ты не понимаешь!
— Тот самый Алкадий, — тихо прошептал Кадм. Он обнял в ответ мальчика, погладил его растрепанные, мокрые от пота волосы, и глаза его засверкали сталью. — Нет, малыш. Ты туда точно не пойдешь. Видишь ли, Алкадий нам сильно задолжал. И теперь отдаст все долги, сполна, уж не сомневайся. И Арм… Ара я оттуда вытащу. И мучает он его не совсем из-за тебя, он злиться на тебя из-за нас.
— Я тоже пойду, — сказал Тисмен.
И сжал зубы, вспоминая, в каком состоянии был Миранис после встречи с лозой Шерена. Всю оставшуюся жизнь будет он помнить боль, которую выплеснул на них тогда Миранис, а так же свою беспомощность, ведь до этого безумная выходка Мира выжрала из телохранителей все силы. И жгучее желание быть там, с Миром, но..
За Миром пришел тогда Рэми. И потом Тисмен ни на миг не поверил, что это именно Рэми тянул из Мира силы. К чему сначала было так отчаянно, рискуя собой, спасать, чтобы самому и убить? Поэтому и возился сейчас Тисмен с этим мальчишкой. Думаю, все они возились именно поэтому. Они были в долгу у Рэми, а долги положено возвращать.
Но время магов-недоучек ушло. Теперь все телохранители в полной силе, теперь игра пойдет по другим правилам.
— Идите, — быстро сказал Лерин. — Я останусь с Миранисом и Рэми.
Миранис кивнул, подошел к Рэми, оторвал его от Кадма и, опустившись перед ним на корточки, ровно сказал:
— Это боевые маги, малыш. А ты сильный, но целитель. И тебе надо еще долго расти и учиться, чтобы стать им равным. Потому позволь работать телохранителям. Уверен, что они приведут к нам Армана живым и здоровым.
— Обещаешь? — спросил Рэми, и в глазах его заблестела отчаянная надежда.
— Обещаю, — ответил за Мираниса Кадм, — а теперь откройся, Рэми, мне надо знать, куда идти. И обещай, что никуда не убежишь и будешь слушаться Мираниса. Мне некогда с тобой возиться, мой хороший.
— Я буду послушным, — натянуто улыбнулся Рэми, и Кадм кивнул, касаясь лба мальчика. Врать этот маленький Рэми не умел, потому все сразу ему и поверили.
А вот ему же взрослому… Тисмен не знал, верить ли. Казалось, взрослый Рэми сам до конца не знал, чего он хотел. А этот шестилетний... знал всегда и твердо.
Блеснуло синим, запахло силой, и за спиной Тисмена открылась клякса перехода. Кадм улыбнулся, встал, поклонившись принцу, и множество зеркал синхронно отразили его движение.
— Этот амулет ведь работа умершего брата Армана? — тихо поинтересовался он. Миранис, явно не понимая, к чему этот вопрос, коротко кивнул. — Того самого, из-за которого мы десять лет тому чуть не потеряли связь с Виссавией? — Миранис вновь кивнул, и взгляд его стал настолько задумчивым, что Тисмен уже начал подумывать, не считать его эмоции, но передумал, и Кадм тихонько вздохнул:
— Ну мы и влипли-то! Береги мальчика, Лерин, иначе плохо будет нам всем.
— Не дайте себя убить, — сказал Миранис. — И принесите мне его голову.
— Да, мой принц, — ответил Тисмен, входя в проход вслед за Кадмом.
И в тот же миг ударил морозом лес, укутанный сумерками. Устремлялись вверх голые ветви берез, пробивалась сквозь снег чахлая совсем елочка, лежал чуть в сторонке, сжавшись в комок, бледный Арман. И перед ним стоял…
Тисмен усмехнулся, чувствуя, как загорается в нем гнев магии. Этого человека он не видел никогда и так жалел, что не видел: серая кожа, выпученные глаза разного цвета, неприятное лицо, чем-то похожее на рыбье. Алкадия красивым назвать можно было вряд ли. А вот хитрым и опасным — да.
— Я ждал Рэми, — усмехнулся Алкадий.
— Да плевать мне, кого ты ждал, — спокойно ответил Кадм, окидывая Алкадия ледяным взглядом. Он поднялся на ладонь над снегом и медленно пролетел вокруг Алкадия, присматриваясь. — Привык драться с магами-недоучками, целителями или принцами, едва живыми после ранения? А теперь познакомься с настоящей боевой магией. Напоследок.
— Думаешь, я боюсь магии? — чуть усмехнулся Алкадий.
Каркнула где-то ворона, перелетела с куста на куст синица, и ветер смел с твердого наста крупинки снега. В лесу было хорошо. Тисмену. Кадм ненавидел все, что находится за пределами замка и человеческого жилья… но на это и Кадм, тупица с мускулами, потому и не видит, как тут хорошо.
— Это ведь кусок твоей лозы жил в том амулете? — продолжал язвить Кадм, пока Тисмен работал: кутал все вокруг невидимыми сетями магии. — Вижу, что да. Ты получил мой подарочек по случаю ее смерти? По глазам вижу, что получил. Сильно болело, да?
Березка послушно наклонилась, и ее гибкие ветви осторожно обвили неподвижного Армана. Краем глаза Тисмен видел, как Кадм, продолжая улыбаться, обнажает клинок. Видел, как зажегся огонек бессильного гнева в глазах Алкадия, и уже знал, кто победит в этой битве. Иначе и быть не могло.
Береза подняла Армана в колыбель своих ветвей, спрятала где-то в вышине, передала аккуратно, как спящее дитя, своим подругам, и Тисмен кивнул Кадму, теперь можно. И пустил волну в сторону Алкадия.
А да! Несомненно, вампир. Поглотил все до остатка, довольно улыбнулся, спросил:
— А еще будет?
— Несомненно, — холодно ответил Тисмен.
Ему даже приказывать не пришлось: береза уловила его желание сама. И упругая ветвь с палец толщиной вдруг согнулась дугой и выпрямилась, хлестнула Алкадия по плечам. Вампир упал на колени, удивление в его глазах быстро сменялось страхом, пронзил морозный воздух еще один свист, еще одна ветвь ударила по его плечам, вышибая остатки уверенности и желание бахвалиться.
— Думаешь, я должен тратить на тебя свои силы, Алкадий? — почти мягко спросил Тисмен. — Думаешь, я могу тебя бить только магией? Думаешь, ты против меня выстоишь? В моем царстве? Глупец!
Он поднял над головой руки, призывая. Не упуская ошеломленного Алкадия взглядом, развел ладони, и небо над ними стало черным. Безжизненный лес? Так ли уж и безжизненный! Совы, дятлы, вороны, сороки, снегири: все вместе. Обычные враги, обычные жертвы, они черной тучей закрыли остатки света, зависли над лесом и ждали приказа. Тисмен вновь усмехнулся и резким движением свел ладони. Хлопок, столь громкий в этой тишине. Шум множества крыльев, резкие крики и темная птичья волна, устремленная к лежавшему на снегу вампиру.
Вновь хлопок. Вновь шум крыльев разлетающихся птиц. И тишина…