— Ты нам сейчас нужен… просыпайся. Если ты и в самом деле мой брат, то лучше просыпайся поскорее, пожалуйста.
Арман застонал во сне, на лбу его выступили капли пота, а губы чуть разомкнулись, выпуская наружу лишь одно имя:
— Эрр…
Больно-то как видеть его таким… И уже не сомневаясь, Лия вздохнула, легла на кровать и прижалась спиной к вновь найденному брату. Какой же он горячий и напряженный! Кто же тебя так, а?
И улыбнулась облегченно, когда Арман повернулся на бок, не просыпаясь поймал ее через одеяло в крепкие объятия, уткнулся в волосы носом и прохрипел через сон:
— Ли…
Ли…
Тепло-то стало как… тихо… Дыхание Армана выровнялось, успокоилось, и брат расслабился, будто выбрался из проклятого кошмара, потянул Лию в мягкую, ласковую сонливость. И тепло, ласковое, нежное, окутало их обоих в плотный кокон. Погружаясь в глубокую дрему, Лия вдруг почувствовала, как Нар осторожно накрывает ее вторым одеялом… пару дней, говорите? А вот Лия была уверена, что Арман проснется раньше. И что ее сила, а это, наверное, была сила, ему поможет! В их роду слабаков не водилось, а уж ее старший брат и вовсе слабаком не выглядел. И тогда посмотрим, как их обоих не пустят к Рэми.
Душно и тошно. Голова кружится, разрывается от боли, в висках настырно стучит кровь, и какая-то назойливая мысль бьется в груди раненной птицей. Рэми надо встать… и что-то сделать… только вот что?
Думать не хотелось. Дышать не хотелось. Тягостно… Отдаться бы слабости, забыться, да не дает кто-то извне. Тянет упрямо вверх, ведет сквозь пелену сна к свету, заставляет дышать глубже, ровнее. Ощутить болезненность кожи, жадно глотнуть воздух, задыхаясь, содрогнуться от кашля.
— Тише, спокойнее, — мягко уговаривает тихий голос.
Чужие руки прижимают ко рту платок, смоченный в едкой жидкости. Ненадолго резкий запах обжигает легкие болью, зато проходит удушливый кашель, и кто-то помогает опуститься на подушки.
— Не двигайтесь… дайте себе время…
Осторожно, еще не веря, что боль прошла, Рэми открыл глаза.
— Не спешите, — уговаривает тот же голос.
Медленно, очень медленно, перестал быть ярким свет. Из расплывчатых стали резкими очертания комнаты, пришло узнавание… пока еще неясное, оно не окрасилось эмоциями, несло на мягких, густых волнах, погружало в тугой покой. Рэми отдыхал. Дышал ровно, глубоко, наслаждаясь каждым вздохом, пока, наконец, не узнал зеленый взгляд сидящего на краю кровати человека.
Прошиб ледяной пот, и Рэми приподнялся, пытаясь вспомнить, каким чудом он сюда попал. И выдумать, как бы отсюда удрать… да поскорее.
О да, он помнил эти похожие на лес покои! Эти ветви над кроватью, в которых пряталась, Рэми чувствовал, живность. Эти пейзажи на стенах, нарисованные магией так искусно, что было не отличить, где кончались наполненные зеленью покои и начиналась картина, этот витающий вокруг запах, будоражащий душу… запах весеннего леса, пробуждающего ото сна… А еще ручей, журчащий где-то у стены и люди… слишком много людей, Рэми насчитал четверых, но смотреть на них пока не хотел.
Ему Тисмена по уши хватало.
— С возвращением! — голос хозяина покоев резал душу ледяным клинком. И Рэми сразу понял, что удрать на этот раз не удастся.
Он молчал, пытаясь выгнать из головы сонную дурь. Устроился с помощью Тисмена на низкой кровати, послушно сделал глоток из нефритовой чаши и вновь обессилено опустился на подушки…
Страх холодной змейкой проскользнул по позвоночнику. Что они говорили? Что Рэми чуть было не угробил Мира? Но…
Тоска захлестнула с головой, вина придавила к полу. Рэми на миг задохнулся, но короткое прикосновение и всплеск чужой магии вывели из тягостного забытья, вновь стало легче дышать… только на душе легче не было. Рэми увидел, наконец, сидевшего в кресле Мира… и пожалел, что проснулся. Как ему в глаза-то теперь смотреть?
Кто поверит, что Рэми не хотел? Что он просто пытался противиться этому проклятому зову? Почему его не оставят в покое? Почему нельзя жить так, как он хочет? Почему он не может быть свободным? И почему Мир так уверен, что Рэми обязан ему служить? Так много почему, а ответ-то был все равно один: потому что Мир так решил!
Злость вытеснила на миг силу зова, и Рэми, наконец-то, смог посмотреть Миру в лицо. Оборотень, казалось, совсем не злился, да и вообще Рэми не замечал. Сидел, перекинув нога за ногу, и мирно беседовал со склонившимся к нему мужчиной.
Опасен этот незнакомец. Неприятен. Будто вырезанная из серого мрамора статуя: идеальная, правильная до последней складки сложного наряда, холодная, с седыми, почти сливающимися с кожей жидкими волосами. Даже ледяной Арман был и то приятнее… Арман… тот самый Арман, который чуть было Рэми не убил…