Рэми, собственно, убегать и не думал. Он устроил любимую в объятиях, откинул от ее щеки налипший кокон и мягко поцеловал в губы. Попросил прощения за то, что должен был сделать, и… позвал Армана.
Дальше… дальше все было быстро, пожалуй, слишком быстро. Алкадий что-то съязвил, но, вроде, приходу телохранителей даже обрадовался, появились на снегу носители, и Рэми мягко и успокаивающе улыбнулся былому учителю: все будет хорошо, наверное.
Двинулся к нему Арман, проснулась на его руках Аланна. И Рэми с горечью подумал, что сейчас ранит ее так, как никто еще не ранил, но и изменить уже ничего не мог… не имел на это права. Потому просто смотрел, как сверкает лезвие в руках Армана, потому даже не дернулся, когда Арман положил ему руку на плечо, разворачивая… чтобы было удобнее ударить. И не вздрогнул, когда тонкий клинок вошел ему в сердце.
Арман был прав… было не больно. Брат умел убивать… и эта мысль не радовала. Но уже и не расстраивала. Покой, который ранее только манил, теперь захлестнул с головой, смывая все: эмоции, привязанности, воспоминания. Все вокруг ушло, все стало неважно, далеко: боль, жизнь, страдания. Сомнения. Переливалась совсем рядом грань, сплошной стеной синего цвета. Звала, ласкала сознание… манила покоем. И Рэми поддался очарованию незнакомого мира, шагнул вперед и дернулся: горели на запястьях, обжигали татуировки рода. Лился в уши шелест чужих слов, уговаривал, напоминал о другом, таком далеком, забытом мире. О брате… Брате?
Рэми вновь шагнул к грани и вновь обожгли чужим гневом татуировки. Голос, такой знакомый и такой чужой, уговаривал, ласкал словами. Звал обратно. А стена света так близко: протяни руку и дотронешься… и тянет, бесконечно и безумно, сделать последний шаг… раствориться в синем свете. В покое. В сладостном равнодушии…
Забыть.
Но голос забыть не давал. Упрямился, звал по имени, имени, которые было своим и чужим. Голос и едва различимый в темноте силуэт… этот, с крыльями. Молчит, смотрит укоризненно, взглядом зовет обратно. Но не настаивает, будто не до конца не уверен, что имеет на это право… Было почему-то жаль этого крылатого. И зовущего его, отчаянно, настойчиво, тоже жаль, но…
…дороги обратно не было. Была лишь грань, обжигающе пленительная. Был свет, синий холодный, дарующий умиротворение. Были едва различимые в этом свете лица… Отец? Жерл? Эли?
И Рэми уже почти шагнул вперед, как стена вдруг исчезла, погрузив все во тьму, а душу наполнило обжигающее, холодное отчаяние… он останется здесь? В этой холодной тьме? Один?
Невозможно… Рэми упал на колени, обнял плечи руками, коснулся лбом коленей и вслушивался, бесконечно вслушивался в чужой голос. В последнее, что осталось ему в этой тишине и темноте… тихий, повторяющий его имя голос… голос, который не уставал, не сдавался. Единственная связь с остальным миром…
— Брат.
И крылатый, внезапно укрывший его крыльями.
— Что же ты делаешь? — спросил крылатый. — Зачем?
— Действительно зачем? — холодно спросили рядом. — Аши, иди полетай где-нибудь ненадолго, я поговорю с твоим драгоценным носителем. Не бойся, особо его не обижу, мне потом с Виссавией драться не охота.
Крылатый исчез, обожгло душу одиночество. Рэми поднял голову и увидел его… огромного, прекрасного, с распахнутыми за спиной крыльями. Знакомого и незнакомого, вызывающего странный страх, перерастающий в ужас. Незнакомец скривился, стал вдруг меньше, почти роста Рэми, мимолетно коснулся его плеча, и Рэми вспомнил… и зачем он здесь. И как он здесь оказался.
— Я знал, что ты придешь, — с облегчением выдохнул он.
А на самом деле совсем ничего не знал. И ни в чем не был уверен. Боги… боги другие, далекие и не понятные, Айдэ же самый непонятный из них.
Аши, который все равно был близко, не понимал. Аши обвинял. Аши проклинал за глупость… и ярился так, что было больно. Но Рэми было все равно. Он знал, что прав. Видел это в глазах бога смерти. И вовсе не боялся.
Чего ему бояться? Смерти? Того, что его замучают там, за гранью, как мучили Армана? Не могут. Даже власть Айдэ имеет свои границы. Жаль, что Рэми не понимал этого раньше.
— А я не знал, что ты осмелишься, — спокойно ответил бог смерти. — Я ведь мог и взять тебя за грань, исполнить твое «желание»… и тогда что? Арман всю жизнь бы убивался, что собственноручно прикончил любимого братишку… забавно, нет?