Рэми тоже принялся за суп, ну не сидеть же вот так и ничего не делать? И молчать… молчание казалось невыносимее всего. И ожидание: а дальше что?
Суп был вкусным, но у Лии выходило вкуснее. Только вот где теперь Лия? С Гаарсом? Спросить бы... но Рэми боялся напоминать о сестре. Дайте боги, забудут — а с Гаарсом ей будет спокойнее.
— Чего вы от меня хотите, архан? — спросил Рэми, отодвигая чашу.
Ответ удивил еще больше:
— Для начала, чтобы ты нормально поел. Слышал я, что ты отказывался от еды все дни, пока меня ждал.
Доложили… даже это доложили. Самое удивительное, что Армана это волновало. С какой стати?
— Я не привык объедаться…
Ложка замерла в длинных пальцах Армана, чуть дрогнула, пролив на скатерть каплю супа, и Рэми вдруг с удивлением понял, что чем-то сильно уколол беспристрастного обычно дозорного. Только чем же? И почему так не хотелось… колоть. Сегодня вообще не понятно, чего хотелось. И от этого разговора, и от сидящего напротив дозорного.
В лесу было спокойнее. Проще.
— Надеюсь, ты не голодал, — едва слышно выдавил Арман, и Рэми вспыхнул, как сухое дерево: от слов дозорного стало мучительно стыдно и горько:
— Я не маленький ребенок, а мужчина, руки ноги у меня целы, содержать и себя, и семью я умею, — зло заметил он. — Мы никогда не голодали... Жили небогато, то правда. Но голодать... нет, архан. До встречи с Миранисом я и не знал, что такое настоящие хлопоты.
— Лукавишь, — резанул сталью Арман, заканчивая есть суп и принимаясь за колбасы. Зато Рэми стало вдруг гораздо легче: на мгновение дозорный стал самим собой, обычным. Таким, с каким разговаривать Рэми уже давно научился. Или почти научился...
Рэми вздохнул и все же взял ребрышко, которое Арман умудрился чуть раньше положить гостю на тарелку. Мясо оказалось нежным и сочным, тошнота куда-то ушла, едва уловимая тревога в глазах Армана чуть разгладилась. Странный он сегодня. Заботится, как Жерл когда-то. Но Рэми тогда был ребенком, а старшой видел в нем умершего сына. А Арман чего?
— Неприятности с Эдлаем были до встречи с принцем, не так ли? — закончил Арман, и все сразу стало таким вот… простым. Знакомым. Арман издевается что ли? Или же просто… не дает быть неискренним? Винить в своих хлопотах других? Рэми раздраженно прикусил губу: наверное, он прав. Стыдно же как… и горько… но...
— Вы слишком много обо мне знаете.
— На «ты», Эрр....
— Меня зовут Рэми! — вспылил Рэми. Хватит принимать его за кого-то другого! Если потому эта проклятая забота, то лучше выяснить все сейчас… пока… пока еще можно повернуть назад.
Но Арман сегодня вообще непробиваемый. Даже не скажешь же, что после болезни: хоть и бледен, а держит спину прямо, бледное лицо спокойно, будто из льда высечено, а голубые глаза пронзают холодом. И щиты… Рэми чувствовал эти проклятые щиты и понимал, что не видит ничего… не может предугадать, что Арман скажет, как себя поведет, что он думает.
Все же магия развращает. Рэми уже давно с легкостью даже арханов считывал, того же Захария, его часовых — на раз, только и считывать не хотелось. А тут… ни щелочки, почти как у телохранителей и Мира… вот жеж! Откуда у Армана такая защита?
Вспыхнула на груди Армана амулет, разлилась по груди обида. Будто предали.
— Пусть будет так, — одними губами усмехнулся Арман.
И вновь от его усмешки стало почему-то горько. Ну почему Арман всегда так… как с малым ребенком. И почему так бесит это «с малым ребенком»? Кадм вон тоже любил поиздеваться, но там даже не раздражало. И Мир со своей приставучивостью, со своим «ты мне по жизни обязан» так не бесил, как Арман со своей холодностью.
— Не могу называть архана на «ты», — упрямо сказал Рэми. — Но если прикажете…
Вот именно, пусть прикажет, а то дивный какой-то, слишком аккуратный и тактичный, что ли? Арман и тактичный? Рэми вспомнил его жесткий, режущий голос, приставленный к горлу нож, и сам себе не поверил. Арман не бывал тактичным. Его не беспокоили чувства других, и это, как ни странно, Рэми как раз в нем нравилось. Он не играл в идеального, он таким был. Наверное, его идеальность больше всего и раздражала. От нее видились сразу и свои промахи, и своя глупая несдержанность.
— Я не буду тебе приказывать, — спокойно ответил Арман. — В этом нет необходимости. Ты сам начнешь называть меня по имени, и уже скоро, верь мне. А сейчас я буду рассказывать, а ты слушай. Могу я тебя попросить слушать и не перебивать? Хотя бы это...
Опять легкая насмешка но в то же время внимательный взгляд — не обидела ли эта насмешка, не слишком ли было резко? Бесит, боги, как же это бесит!