А Алкадий почти ласково улыбнулся хлопотавшей у стола молодой служанке, и на сердце слегка полегчало. Значит, дома ночевать не будет, но и охота откладывается: в служанке не было ни капли магии. Девушка зарделась, низко поклонилась, и что-то там пролепетала непонятное… наверное, «добро пожаловать», и вспыхнула еще ярче, когда Алкадий что-то прошептал ей на ухо. И сразу же стало понятно, что возвращаться придется одному… может, оно и к лучшему. После таких ночей учитель возвращался умиротворенным. И лоза на его спине проявлялась не так явственно.
Но о Лиине учитель не забыл. Погладил рыжеволосую красавицу по щеке и взглядом показал на лестницу. Скрипучая и ветхая. И внутри комком собрался страх… куда и зачем они идут?
Наверху оказался узкий, слабо освещенный коридор с одинаковыми прямоугольниками дверей. Танцевали в воздухе пылинки, пронизывали все вокруг лучи, едва пробирающиеся через грязное оконце, пахло пылью так, что в носу засвербело. За первой из дверей кто-то храпел, за второй — излишне сладостно стонал, за третьей…
Алкадий нетерпеливо толкнул ветхую створку, и Лиину стало вдруг жутко: изнутри пахнуло чужой болью и отчаянием. Там, в маленькой комнатушке с крошечным оконцем, узкой кроватью и ветхим сундуком у стены, прямо на полу свернулся клубочком тот самый мальчишка, что тогда следовал тогда за Алкадием до дома. Мальчишка был бледен до серости, то и дело облизывал спекшиеся губы и что-то шептал, прижимая к животу худые ладони. И росла под ним густая, бордовая лужа.
Лиин ахнул, отделил себя от чужой боли и бросился было помогать, но холодный голос Алкадия удержал на месте:
— Я сам. Ты — не вмешивайся. Только смотри.
Лиин застыл, похолодев. Алкадий не знал, что в нем есть дар целителя. Не знал же? А Лиин чуть было себя не выдал.
Не носителю лозы учить целителя.
А Алкадий уже успел скинуть плащ и сесть на кровати. Показав Лиину место у окна, он тихо позвал:
— Кон!
Мальчишка на полу вздрогнул. Повернул голову, посмотрел с удивлением, будто только увидел, и тупая боль в его взгляде быстро начала перерастать в страх. Жуткий страх, волна которого захлестнула с головой, и даже через поставленные щиты достала душу удушливым отчаянием. Боги… наверное, Лиин никогда так не боялся, как теперь боялся этот Кон. Страх сильнее такой боли… Лиин даже не знал, что так бывает.
— Учитель, — прошептал Кон.
Будто забыв о ране, встал на четвереньки, потом на колени, склонил перед Алкадием голову, прижимая к животу руку. И между пальцев его все так же сочилась темная жидкость…
Мерзко. Боги, как же это все мерзко! Но помогать нельзя! Держит, не отпускает воля учителя. Не давит, но напоминает легким беспокойством. И попробуй же ослушайся… и Кону не поможешь, и сам подставишься. Архан приказал слушаться Армана. Арман отправил Лиина к Зиру. Зир посмотрел холодно и усмехнулся: «Если выдашь себя, будет плохо не только тебе. Уж поверь. Лучше тогда повесься сразу. Сам». И Лиин ему поверил. Такому попробуй не поверь…
— Ты все сделал, как я приказал, Кон? — почти мягко спросил учитель.
Но его тон мальчишку не обманул: тот затрясся, будто напуганный котенок, и боль окончательно исчезла из его глаз, сменившись ужасом ожидания.
— Да, мой учитель, — прохрипел он, выдавливая каждое слово как через силу.
— Подойди.
Лиин сжал до боли кулаки, чтобы не застонать вместе с мальчишкой. Боги видят, как тяжело достались Кону те проклятые несколько шагов. Но подчинился же, безмолвно опустился перед Алкадием на колени, вновь опустил голову. А учитель медленно снял с ладони мягкую перчатку, взял Кона за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза:
— Я недоволен тобой, — мальчишка побледнел еще сильнее, на лбу его появилась испарина, а глаза затуманились смесью боли и ужаса. — Ты был неосторожен и позволил себя ранить.
— Маг… — он замолк, будто задумался, и добавил: — он сильный.
— Я знаю, что сильный и опасный. Именно потому я дал тебе амулет, — рука Алкадия скользнула в ворот рубахи Кона, провела по шее… и замерла, когда ничего не нашла.
— Где амулет, идиот?
— Прости, — облизав губы, пролепетал Кон. — Ремешок оказался слабым…
Алкадий улыбнулся. Запахло вдруг силой, ощутимо, безжалостно, мальчишка выгнулся, посмотрел в потолок, и раскрыл рот в бесшумном крике. Уродливая, полная боли статуя, лишенная жизни. Даже рану зажимать забыл, схватившись за голову, будто хотел из нее что-то выдавить, вырвать вместе с волосами… а Лиин чуть ли не сел на подоконник, задыхаясь от слабости. Боги! Он же целитель, целитель! Он не мог смотреть на чужую боль и быть не в силах… помочь. Он уже почти рванул к Кону, но учитель и на этот раз оказался быстрее: