— Боги, как же я по тебе скучал! — прошептал Рэми, уткнувшись ей носом в волосы. — Видят боги, страшно скучал. И как боялся, что из-за меня пострадаете и вы…
— Глупый, глупый мой Рэми, — выдохнула Лия и поняв, что сестра плачет, Рэми прохрипел:
— Да, глупый, согласен, — и сжал ее в объятиях еще сильнее, вплел пальцы в ее тонкие, мягкие волосы.
Боги, все же не так и плохо. И укутанный ласковым солнечным светом, в покоях отца, Рэми вдруг вздохнул с облегчением. Впервые за долгое время. Теперь он всех их может защитить: Лию, мать, Аланну. И себя. Теперь он сам может выбрать, следовать ли ему за Миранисом или остаться в роду брата. Это ли не истинная свобода?
Он посмотрел в открытую дверь, встретился с взглядом на картине, и почувствовал, как свалилась в его плеч огромная ноша, и в комнате вдруг просветлело. И впервые со дня побега вздохнул полной грудью. Еще не все закончилось, это правда. Но семья сейчас рядом и это главное.
За все надо платить. За неверие тоже. И за свою слепоту.
Округлый зал оглушал тишиной. Тянулись ввысь толстые колонны, пугала чернота наверху, под ногами, в стенах, отполированных до блеска. И в этих стенах Арман сам себе казался… потерявшейся у гранью тенью. Пол холодил босые ступни, сквозняк ледяным языком лизнул обнаженную кожу, тронул края набедренной повязки. И мягким одеялом укутала тихая мелодия.
— Мой архан, — едва слышно позвал седой, уже и сам близкий в грани, жрец смерти, и Арман шагнул вперед, к возвышающемуся посреди залы алтарю. Сам лег на холодный камень. Сам раскрыл руки и чуть раздвинул ступни, позволив себя приковать к алтарю. Сам заставил себя расслабиться, отдавшись во власть вкрадчивой мелодии смерти. Сам шагнул за грань и склонился перед огромным, теряющимся во тьме, Айдэ.
— О! Моя новая игрушка на три дня прибыла, — недобро усмехнулся бог смерти. — Оборотень… знаешь ли ты, что такое боль? Не знаешь. Но сегодня… на колени!
И Арман повиновался, слыша, как гудит за спиной, ласкает светом кожу, густая, ярко-синяя стена. Грань. Он за гранью. Он не мертв, он и не жив. Он — пока еще живая игрушка в руках смерти.
За все надо платить… даже за горячие слова: «Верни мне его! И три дня моей жизни будут твои, только верни!!!»
5. Рэми. Аланна
Именно страсть придаёт поцелую сладость.
Именно любовь делает поцелуй действом.
Кристиан Нестел Боуви
Астэл не мог привыкнуть к новой школе и к новым товарищам. Его не обижали, нет, но маленький архан чувствовал, что его боялись все, даже учителя. Чувствовал, что ему слово против бояться сказать, что все шепчутся за спиной, говорят о покровительстве… какое покровительство-то? Кадм, обещавший так многое, куда-то пропал. Только высылал золото, оплачивал все: одежду, еду, внимательных учителей. Дарил невидимую защиту. Но Астэлу этого было так мало…
Он помнил все. Как его заставили отойти в тень и вселили в его тело душу другого мальчика, как телохранитель относился к тому, другому. С какой заботой, какой Астэл не знал никогда. Как Кадм ловил каждый жест ученика, каждое слово, как окружал вниманием… почему Астэл не мог остаться в замке? Почему не мог стать учеником телохранителя? Почему о нем никто не заботился… почему он не был никому нужен? Потому что его дар был меньше, чем дар Рэми? Это нечестно. Дар не выбирают, его дают боги. Родителей тоже не выбирают... у всех детей они есть, а у Астэла…
Почему его все так боятся? Стоит только огорчиться, как сразу просят не писать телохранителю, будто Астэл когда-то ему писал. Он и писать-то еще толком не умел, жаловаться тоже. Да и на что жаловаться-то? И кому? Кадму он не нужен. Может быть… может быть тому, другому? Но было страшно. Астэл знал, что как сейчас это еще неплохо. Что бывает гораздо хуже. Откуда знал, он не помнил, все, что было до встречи с Кадмом расплывалось в тумане. Остался лишь привкус страха и горечь, за которую Астэла называли «слишком взрослым». Разве можно быть слишком взрослым?
В тот день солнце золотило верхушки деревьев, и было так холодно… Астэл влетел в здание школы, поклонился встреченному в коридоре учителю и побежал наверх, в тепло собственной комнаты. Другие ученики завидовали, ведь мало кому родители могли оплатить целую комнату… мало у кого топили так тщательно, как у Астэла, мало кому доставляли вкусные сладости и столь редкие зимой заморские фрукты. Мало у кого одежда было столько мягкой, теплой одежды, и белье на кровати было таким тонким, пахло жасмином. И мало кому позволяли держать в покоях собственного маленького щеночка, беленького, пушистого, такого забавного. Снежок, называл его Астэл. И это был самый дорогой из присланных телохранителем подарков.