— Не смей! — тихий приказ огрел плетью, поставил на колени, натянул на шее удавку беспомощности. — Не смей ослушаться!
Голос тихий и спокойный, и такой близкий, будто шептали на ухо. И боль разрасталась в груди горячей волной… и Лиин вдруг почувствовал… что ненавидит. Впервые в жизни, жарко и от души. И жаждет, боги, как же жаждет уничтожить этого урода!
Сила внутри росла, выжирала огнем, подобно змее сжималась в пружину, и уже почти выплеснулась наружу, когда Алкадий вдруг с издевкой сказал:
— И что же это ты собрался делать, мой ученик?
От иронии в холодном голосе стало больно и стыдно. Алкадий все видел. Все понимал. А Лиин чуть было себя не выдал… чуть было… Спокойствие заглушило волну. Лиин вздохнул глубже и поклонился учителю:
— Ничего, мой учитель.
Алкадий усмехнулся, кивнул, и тяжело поднялся, натягивая перчатки. Лиину частенько казалось, что Алкадий постоянно мерз. Садился поближе к огню, требовал, чтобы комнаты были всегда хорошо натоплены, носил теплую одежду, даже когда Лиин обходился нижней, без рукавов, туникой, всегда ходил в теплых перчатках. Вот и теперь зябко пожал плечами, двинул рукой, и Кон упал на пол, задыхаясь от облегчения.
— Наказание было мягким, — неизвестно еще кому, Лиину или Кону, сказал Алкадий. — Тебе повезло: сегодня ты мне нужен в добром рассудке. Помоги ему, Лиин. Я хочу видеть, как ты умеешь исцелять.
Не спросил умеет ли, хотя Лиин ни разу не выдал себя ни словом, ни жестом. Не предложил научить, нет… приказал исцелить. И Лиин лишь сжал в раздражении губы и опустился перед мальчишкой на корточки.
Лучше раскрыться, рискнуть, чем оставить кого-то без помощи.
Кон дрожал, не понятно, от страха ли, от облегчения, что не чувствует уже боли, но уже не осмеливался ни зажать ладонью все еще кровоточащую рану, ни свернуться, как прежде, клубочком. Даже дышать до конца не осмеливался: лишь хватал судорожно и коротко ртом воздух и не сводил и Алкадия пораженного взгляда.
Лиин его понимал: маги умели причинять боль, умели водить по грани, не давая забыться и заставляя прочувствовать все до конца. В школе ходили слухи о магах-дознавателях, об уроках, на которых допускался редко кто, о сдавленных криках из-за дверей. И о гарантированной должности после такого обучения. Только выдерживали эти уроки далеко не все, и мало кто из лучших, высших, до такого опускался…
Лиина из-за необычайно сильного дара и невозможности стать высшим, тоже пытались сделать дознавателем. Арман не позволил. И теперь Лиин благодарил судьбу за такого друга и благотворителя.
Проглотив просившийся к горлу комок, Лиин уверенно перевернул мальчишку, положил ладонь на рану и нажал, прошептав:
— Прости, — и выпустил целительную силу.
Мальчишка закричал, хотел выгнуться, но не смог: вмешался, удержал своей волей так и не обернувшийся на учеников Алкадий. А Лиин закрыл глаза и лил, лил свою силу, соединял себя с Коном… как же хорошо, что мальчишка уже несколько дней рыскал по городу, не ел, не пил почти… и кишечник его совсем пустой…
Неприятный этот Кон. Глуповатый, но дар есть… обвивается синим дымом вокруг пальцев, ласкает кожу, помогает… Кон такой же, как и Лиин… Рожанин и маг… отверженный…
Муторно… сила непривычно бежит по чужим венам, растекается в чужом теле, заживляет, успокаивает. Заставляет чужую кровь впитать ненужное, усиливает репарацию, заращивает раны в кишечнике. Течет по спине холодный пот, собственное тело становится чужим, далеким, тянутся вверх ладони, изгоняя из раны ненужную жидкость… убивая заразу. Рвется дыхание, догоняет чужая боль, и Лиин судорожно тянет воздух через зубы, стискивая пальцы…
Все. Наверное, все! Даже через грубую ткань туники чувствует он, что рана заросла розоватой кожицей, оставляя лишь розоватый шрам. Даже не открывая глаз, знает, что Кон заснул.
— Вот жеж дурак, отдал ему слишком много, — грубо сказал Алкадий и в тот же миг Лиин почувствовал, как твердая рука схватила его за шиворот и заставила встать на ноги… Лиин не помнил, как его дотащили до кровати, бросили на набитый сеном матрас. Он провалился в тяжелый сон, услышав где-то на краю сознания тихий смех:
— Даже же не думал, что ты так талантлив, мальчишка. Но учить тебя еще и учить!