Через сон слышал он обрывки тихого разговора.
«Мне нужна жертва».
«Ты не понял, на этот раз ошибки не прощу. Либо ты приведешь жертву, либо ляжешь под лозу за нее. Я больше не могу ждать и не буду».
«Думаю, мы найдем кого-то особенного… не дрожи! С моей помощью ты справишься. Только будь на этот раз послушным».
«Да, учитель».
И Лиин провалился в пелену кошмара. Снег… опять снег. И летевшее вслед материнское проклятие…. И вновь духота комнаты, потолок в трещинах, прятавшийся в полумраке, уже рыжий вечерний свет…
— Ты кричал во сне, — сказал поутру Алкадий. — Не скажешь, что тебе снилось?
— А могу ли я... не говорить?
— Можешь, — ответил учитель и кинул Лиину плащ. — Вставай и возвращайся домой. Я приду к рассвету.
Значит, не гонит. И неизвестно, что еще сильнее: облегчение или сожаление.
День был солнечным и морозным. Желтый свет пытался продраться через плотно задернутые шторы, белые стены отсвечивали медом, и мягкими лапами давили на спальню тишина и полумрак.
Арман с трудом сел на кровати. Боль все еще ела кишки изнутри, но теперь была выносимой. Виссавиец-целитель, прячущий лицо, пытался мягко уговорить остаться в постели, но сама мысль проваляться еще один день сводила с ума. Нар, напротив, понимал и поддерживал. Без лишних слов помог одеться, скрыть усталость за расписывающими щеки рунами, за шелком белоснежных одежд, в глубине камней, унизывающих пальцы… в горечи магического зелья.
Арман знал, что ничего не берется ниоткуда и ночью придет расплата в виде усталости, но до ночи еще дожить надо. И желательно с ясной головой. Он отдавал один приказ за другим, высылал гонцов, выпроводил что-то пытающуюся сказать Лию. Ответил на просьбу мачехи об аудиенции коротким:
— Позднее.
Но некоторые об аудиенции не спрашивали. Наследник ворвался в кабинет гневным вихрем, окинул язвительным взглядом белоснежные стены, подошел к столу и оперся об него ладонями, посмотрев Арману в глаза:
— Поговорим, наконец?
Поговорим? Что ж, поговорим. Этого разговора Арман не боялся: он знал Мираниса уже не первый год и умел с ним разговаривать. С Рэми, увы, будет не так легко.
Жестом Арман опустил побледневших до одинаковой серости просителя и секретаря, откинулся на спинку стула и, холодно посмотрев на Мираниса, ответил:
— Не присядешь ли, мой принц?
Тисмен усмехнулся и молча придвинул стул, Миранис послушно сел напротив Армана, и в синих глазах его забилась неуверенность. Принц будто хотел что-то сказать, да вот только не знал, будет ли это что-то правильным. И Арман помогать другу и не собирался, лишь опер подбородок о сложенные в замок, обтянутые белыми перчатками, ладони, и тихо спросил:
— И чего же ты от меня ждешь, мой принц? — Миранис вздрогнул и прикусил губу, бросив на Армана виноватый взгляд. — Дай угадаю. Того же, чего ждал от Гаарса? Что я прикажу Рэми стать твоим телохранителем?
Миранис отвел взгляд, и Арман горько усмехнулся. Ситуация изменилась, кардинально. И теперь Миранису приходится просить, а не приказывать. Очень непривычно для наследника. Но на этот раз Арман не пожалеет и не уступит.
Он выпрямился и взял еще одну бумагу из стопок других. Разрешение на брак. Подписал, отдал застывшему за его креслом Нару: некоторые вещи надо решать сразу. А Миранису временами надо показать, что не все в этом мире идет так, как ему хочется. И когда ему хочется.
— Арман ты… — начал Миранис, и было видно, что принцу сложно подбирать слова. Наверное, впервые в жизни. — Ты ведь понимаешь, что он сам это выбрал.
— Он выбрал принять в себя Аши, а не стать твоим телохранителем, — холодно поправил его Арман. — Остальное уже навесил на него ты сам. И я повторю вопрос: чего ты от меня хочешь, мой принц?
— Ты должен мне помочь… — начал Миранис, и вздрогнул, услышав холодное:
— Нет.
В глазах Мираниса недоумение быстро сменялось гневом, и Арман очень хорошо понимал почему: Миранису никогда не отказывали. Тем более не отказывал лучший друг, которого Миранис так часто путал… со слугой.
Теперь, пожалуй, путать больше не будет. И поймет, наконец, что Арман ему помогал не потому что был должен, а потому что хотел. А теперь не хочет, и, сказать по правде, не должен. Никогда не был должен. Арман глава городского дозора и подчиняется только повелителю. И только в делах, касающихся дозора. Не собственного рода.
— Забываешься, Арман! — прошипел Миранис.
— Это ты ошибаешься, мой принц, — более официально ответил Арман. — Я — глава северного рода, и мой род, как был, так и останется верным властвующей линии. Но Эррэмиэль не только мой брат, он высший маг под защитой рода и его судьбу буду решать я, а не ты. Я не отдам тебе брата, не после того, что ты с ним сделал.