Сказал и сам слегка напрягся. Все же с высшим принцем разговаривает, а Миранис непредсказуем в гневе.
— Я сделал? — усмехнулся Миранис. — Ты хоть сам знаешь, как присмирить свое сокровище? Думаешь, мне он не подчинился, так тебе подчинится, в твоих руках станет послушным? Да ты даже понятия не имеешь…
— А ты имеешь? — тихо спросил Арман. — Это от тебя, а не от меня, он столько раз убегал. Это рядом с тобой, а не со мной, он так страстно не хочет быть. Это ты его был должен опоить какой-то гадостью, чтобы он не убежал еще раз… после вашего зелья его рвало всю ночь. Так ты хочешь его сделать телохранителем, против его воли?
— Ты его чуть не сломал…
Арман лишь пожал плечами, подписывая еще одну бумагу:
— Я был дураком и этого не отрицаю. И мне еще платить за свои ошибки, но это не значит, что я изменю свое решение. Я уже отправил требование храму Радона ослабить связывающие вас узы, — Миранис вздрогнул. — И Рэми больше не будет чувствовать зова, как не будешь его чувствовать ты. Попробуй заслужить его без помощи богов. Если сам этого захочешь.
На этот раз побледнел Тисмен. Прошипел что-то вроде «не посмеешь» Кадм, но Арману, собственно, было все равно. Телохранители принца более ни к нему, ни к Рэми и на сто шагов не подойдут, и, уж тем более, не выкинут очередной глупости. Уж Арман об этом позаботится.
— Как же я могу его заслужить, если ты его прячешь? — усмехнулся вдруг Миранис. — Но я приму вызов, Арман. Видят боги, приму… это даже будет интересно. Только перестань его от меня отгораживать.
— А кто отгораживает? — искренне удивился Арман. — Я просто не хотел, чтобы пока я валяюсь в кровати, вы опять его чем-то опоили. Но теперь я встал на ноги, и если Рэми захочет, он вернется в столицу. На наших условиях. Под защитой рода. Он встретится с тобой, когда сам того захочет. Он станет твоим телохранителем, если сам того захочет. И это мое последнее слово, Миранис. Хочешь его получить — не дави на него. Не влияй на него. Не опаивай его зельями. Дай ему выбрать самому. Или я никогда не позволю ему выйти из моего рода. А без этого тебе его не видать, как своих ушей. Ты меня слышал.
— Я тебя слышал, — поднялся Миранис.
И в глазах его Арман увидел недобрый огонек азарта. Миранис, увы, вышел на охоту. Только вот и его жертва была не совсем беззащитной.
Когда закрылась дверь за спиной принца, Арман усмехнулся, повертел перо меж пальцев и бросил его на столешницу. Солнце… сколько же сегодня солнца. И это хорошо… Да и разговор с принцем прошел удачнее некуда. Миранис заглотнул наживку и сменил гнев на милость. Принц будет паинькой и не станет больше неволить брата. Гордость не позволит.
— Ты уже выпустил ту гадалку? — тихо спросил Арман. И вовсе не сомневался в ответе.
— Да.
— И она отказалась уходить?
— Да.
— Она кажется вовсе неглупой. Пристрой ее служанкой и присмотри на ней.
Она оказалась права… и смела до безрассудства. Арман любил смелых. Взял бы ее в постель, да сомневался, что после всего она этого захочет, а насиловать не любил.
Все идет удачно.
Только жеж..
Арман слегка нахмурился и потянулся за новой порцией зелья.
Рэми. С Рэми и в детстве не было легко. Но в детстве маленький Рэми обожал старшего брата, а теперь его даже не помнит.
— Он все еще настаивает на том, чтобы вернуться в столицу? — спросил Арман и краем глаза уловил кивок Нара. — Проклятие! Сам лезет в ловушку?
— Он не умеет быть незаметным, мой архан, ты же знаешь…
— Что ответил Зир?
— Что не может пока вернуть Лиина, — Арман смахнул со стола бумаги и до боли сжал зубы. Как же не вовремя!
— Думаю, тебе стоит одеться попроще, мой архан, — тихонько сказал Нар. — Так твой брат будет чувствовать себя увереннее… этот разговор нельзя больше откладывать, ты же понимаешь? Захарий и без того изводится… Рэми рвется в столицу, и лишь данное тебе слово его останавливает от глупости. Ради богов, помни… он твой брат, а не твой дозорный… — дерзко выдохнул Нар, но Арман уже не слышал. Он подошел к двери и сказал:
— Я отлучусь ненадолго. А ты приготовишь все к моему приходу.
— Мой архан…
— Не перечь мне, Нар. Я знаю, что делаю!
Самому бы в этом быть уверенным.
Мороз на улице был таким сильным, что захватило дыхание. Недовольно фыркнул под Арманом Искра, и огонь на его шкуре стал интенсивнее, грел бедра через ткань штанов, растекался теплом по крови, заражал так нужной теперь бодростью.