Кружится от вони голова, хочется убежать в лес, предательские ноги отказываются слушаться, отказывает, и сыплет девка проклятиями, каждое из которых горячим хлыстом бьет по коже. И вновь помогает Искра, вклинивается между девкой и Аром, сильным плечом подталкивая хозяина к спасительному лесу.
Злобно шипит упыриха. И воет, жалобно, на одной ноте, когда трясет конь гривой, сыпет на окровавленное платье ярко-красные звездочки-искры.
Вспыхивает ткань, будто из соломы. Орет упыриха. Горько и так пронзительно, что закрывает Арман уши... Не слышать. Не смотреть. Не двигаться. Не дышать...
И вдруг затихает вой. Поднимает голову Арман, смотрит на рожанку. А та меняется: морщится, на глазах выцветает целая половина лица. Желтеют ясные недавно глаза, проступают на иссохших руках корнями жилы...
- Заплатишь! - кричит она ненавистно, не Арману, Искре, пытаясь схватить поводья.
Дергается огнистый. Пятится Арман, стараясь не попасть под копыта. Цепляется за корень. Падает, больно ударившись спиной о тонкое деревце.
Искра уворачивается от девки. Ударяет передними копытами в деревце над головой Армана, ломает хрупкую осину. И пальцы сами хватают обломок ствола. Смыкаются. Вскакивает Ар на ноги. Становится на дыбы Искра. Хватает упыриха за поводья, подставляя Ару обтянутую платьем спину. И всего миг сомнения, прежде чем воткнуть острый конец осины между острыми лопатками.
Еще долго смотрел Ар на кучку пыли, из которой сиротливо торчал осиновый ствол. Задумавшись, отдыхая после короткой битвы, поддаваясь слабости, он не заметил, как закатилось за деревья солнце.
Лишь тогда очнувшись, Арман вышел из леса и посмотрел на поместье. Окрашивалась темным черепичная крыша, в маленькой башенке звонил колокол, прощаясь с жарким, летним днем. В освещенных окнах суетились черные фигурки, доносились оттуда отголоски музыки.
Еще немного и все погрузиться во мглу, а Эдлай произнесет слова призыва.
"Думай, друг мой, - вспомнилось письмо принца. - Думай. Что легче - умереть в муках, или все ж уйти самому? Без стыда, без приговора."
И в самом деле, что?
Рука сама потянулась к поясу, где был спрятан кинжал. Может, ведьма права? И принц прав, именно этого хочет Арман?
- Иди! - велел он, оборачиваясь к Искре. - Иди, друг, возвращайся в поместье. К слуге принца. Возвращайся, откуда пришел...
Искра недовольно фыркнул, забеспокоился.
- Они думают, что я - убийца. И некому их переубедить. А я не хочу и тебя тащить за собой. Понимаешь?
Конь понимал. Стали ярче искры в его гриве, сделались грустными, бездонными его глаза и Арману стало вдруг жаль великолепный подарок принца. Гораздо более жаль, чем себя самого.
- Уходи! - сказал Арман. - Тут ты больше не нужен.
Сказал и вытащил кинжал из ножен.
Болела щека. Пульсировала, не давала дышать. Набухала гноем. Во рту появился привкус крови, охватила предательская слабость. И злость.
- Уходи, - заорал Арман, - немедленно! Проваливай к принцу!
И тут навалился вызов. Не успел. Арман свалился на ниву, схватившись за голову. Он еще пытался сопротивляться, но древняя магия подняла на ноги, заставила идти вперед, на зов главы рода.
Осторожный толчок в спину, поддерживающее фырканье. И чуть приутихла власть зова, позволив Арману вскочить на огнистого.
Искра несся к поместью. Ярче светились в темноте искры. Они слетали с гривы, обжигали больную щеку, попадали в нос, заставляя чихать. И быстро приближалось проклятое поместье.
Распахнулись приветственно ворота. Все так же чихая, въехал Арман во двор, краем глаза заметив метнувшуюся к нему тень:
- Выпейте, мой архан! - прошептал Нар, суя чашу. Обхватили Армана дружеские руки, помогая слезть с коня.
- Уходи! Убегай, пока тебя не видели.
- Мой архан...
- Уходи! Только твоей смерти мне и не хватало! И Искру забери... он твой... и это забери, - Арман достал из-за пояса кошелек, сунул в холодные ладони.
Глаза Нара в свете фонарей расширились от удивления, губы побледнели:
- Недостоин я.
- Больше всех достоин, - ответил Арман, с трудом оставаясь на месте, не поддаваясь зову. - Только ты меня не боялся. Только ты не считаешь убийцей. И няня. Но о няне позаботятся... о тебе - нет! Убьют, как и меня!
- Убьют? - не понимающе переспросил слуга, и руки его, держащие чашу, вдруг задрожали. - Убийца?