- Не отнимай покровительства у меня и моей семьи, - шептал он, склонив голову перед величием покровителя Кассии, Радона.
Он протянул руку и монетка упала в корзину подошедшего молодого жреца. Тот милостиво улыбнулся, сотворил в воздухе благословляющее заклинание, коснулся тонкими пальцами браслета удачи и обратился к Рэми:
- Велика судьба твоя, мальчик. Велика ноша, которую боги взвалили на твои плечи. Но велика и их милость.
Рэми удивленно моргнул, набрался было смелости, чтобы попросить объяснить странные слова, но жрец куда-то исчез. Рядом молча шевелил губами Самал, чуть поодаль склонились перед ступеньками храма остальные их спутники, ярко светило солнце, нагревая макушку.
Рэми натянул на голову соломенную шляпу, тяжело поднялся и прошел к повозке.
Всю оставшуюся дорогу он был задумчив. Камни приятно холодили запястье, солнце скрылось за тучей, лошади весело бежали по подсохшей дороге. Переговаривались рядом мужчины, а Рэми мрачным взглядом смотрел на пробегавший мимо весенний, в синих лужах подснежников, лес.
И тут мальчик увидел ее. Маленькую девочку в голубом плаще. Комочек страха под цветущей вербой.
- Стой! - закричал Рэми.
Первыми на крик мальчика откликнулись лошади, застыв посреди дороги, как вкопанные. Кто-то из мужчин витиевато выругался, чуть не вывалившись с повозки, Самал повернулся к Рэми.
- Рэми, друг, ты так не шути, - криво усмехнулся конюх.
- Смотри! - крикнул ему в ответ Рэми, показывая на вербу.
Самал увидел. Спрыгнул с козел, подбежал к девочке, присел рядом на корточки и тихо спросил:
- Архана?
Девочка не ответила. Она все так же сидела на поляне и беззвучно плакала. Ее ясные, голубые глаза были широко распахнуты и отражали наивный, беспомощный ужас. Не бывает у детей такого ужаса, подумалось Рэми. И у взрослых не бывает. Не должно быть.
Самал чуть скривился. Осторожно поднял ребенка на руки, прижал к груди. Девчушка доверчиво обняла его за шею, спрятав лицо в складках плаща. И все так же плечи ее содрогались от бесшумных рыданий, а кулачок вдруг сжался, схватив прядь волос Самала.
Наверное, больно, подумалось Рэми, но Самал и виду не подал, что ему неприятно, лишь прижал ребенка к себе сильнее и понес девочку к повозке.
- Только этого нам не хватало! - прошипел их спутник, толстобрюхий Вран, что заведовал кладовыми поместья.
- Может, именно этого и не хватало, - парировал Самал, отлепляя от себя ребенка и усаживая ее на сложенные в повозке одеяла.
- Присмотри за ней, - приказал он Рэми, впрыгивая на козлы.
Мальчик подвинулся чуть ближе к архане. Совсем немного, но достаточно, чтобы она вздрогнула, прижала колени к груди, обняв их тонкими, украшенными золотыми браслетами руками.
Тронулась повозка, и лошади легко побежали по проселочной дороге.
Девочка больше не плакала. Просто застыла. Она была даже хорошенькой: золотистые, пушистые волосы, рассыпавшиеся по плечам, курносый носик и россыпь веснушек на бледных щеках.
- Меня зовут Рэми. А тебя? - мягко спросил мальчик, подумав, что архане наверное, столько же лет, сколько и Лие.
Девочка молчала. Все так же, не замечая Рэми, смотрела она в заляпанную грязью холщовую стенку повозки.
- Не хочешь, не говори, - надулся мальчик. - Могу тебя называть синеглазое солнышко. Согласна?
Малышка вновь не ответила. Повозка подпрыгнула на ухабе, и девочка чуть было не покатилась на звериные шкуры, которые Самал надеялся продать на ярмарке, но Рэми схватил ее за плечо, удержал на месте. И от мимолетного прикосновения она опять вздрогнула. Но опять промолчала.
- Неразговорчивая ты. Может, просто глупая?
Глаза арханы обрели подобие смысла.
- Моя мама говорит... - продолжил успокаивать Рэми.
- У меня нет мамы, - прошептала вдруг девочка.
Рэми вздрогнул. Маленькая архана вдруг преобразилась. Глаза ее вновь наполнились недетской, серьезной болью, по щекам покатились крупные слезы.
- Наверное, есть отец? - смутился Рэми.
Чувствовал он, что сказать что-то надо, но вот что?
- У меня нет отца, - прошептала та, вдруг бросившись Рэми на шею.
Она плакала тихо, как мышка, содрогаясь от рыданий. Рэми несмело гладил золотистые волосы, прижимал ее к себе, укачивал, пытаясь забрать хоть немного ее боли. Только бы она не плакала так горько, не цеплялась ему в шею, как в последнее спасение.