Значит, была на то какая-то причина. А причиной у городского начальства могло быть только одно - кто-то что-то до начальства донес, и это что-то решили проверить.
Рэми, как и старшой, чувствовал в Занкле некий подвох. Но время шло, воин из чужого постепенно стал своим, и дозорные, вздохнув с облегчением, все же ему поверили. Все, кроме старшого. Тот посматривал на Занкла косо, успехам нового не радовался, и обаянию не поддавался. А обаянием Занкла наделили сами боги: дозорный, вроде, ничего и не делал, но нравился всем.
Рэми Занкл жаловал. Понапрасну не цеплялся, в лесу при встрече помогал. Своим происхождением перед рожанином не кичился и работы не боялся. Вместе они завалы на дорогах разгребали, вместе убирали упавшие на тракт деревья, вместе выслеживали озверевших прошлой зимой волков. И стали бы друзьями... если б не происхождение Рэми.
Рэми был рожанином, а Занкл - арханом. И не пристало высокорожденному магу дружить c каким-то лесником.
Сила, или магия, была чем-то, чем имели право обладать только арханы, чем-то, что Рэми не понимал до конца, но чего в глубине души побаивался. И с чем сталкивался напрямую всего два раза.
В первый раз - шесть зим назад, ранней весной, во время посвящения. Снег тогда только сошел с полей, оставив влажную, грязевую пленку. Разбухали почки, угрожая взорваться зеленью, цвела у озера лоза, уходил под воду таявший лед.
Воздух, чистый, вешний, будоражил душу, стряхивая с плеч тяжесть зимней спячки. На площади возле храма рода собралась вся деревня. Испуганной, серой стаей столпились рожане у тяжелых дверей пирамидального здания. Чуть поодаль наблюдали за церемонией скучающие дозорные.
Рэми, быстро разделся и отдал одежду мрачной, почему-то бледной матери. Босой, в тонкой тунике до пят, вместе с тремя другими юношами встал на колени посреди площади. Дрожа то ли от холода, то ли от напряжения, не осмеливался он поднять головы, оторвать взгляда от грязно-коричневого песка.
Чувствовал, как все более усиливался ветер, как стонали жалобно растущие по краям площади тополя. Доносился запах сжигаемой прошлогодней травы, смешиваясь со сладким ароматом цветущей вербы. Заскрипел песок под чьими-то ногами, и усталый, раздраженный голос приказал:
- На меня смотри!
Один из коленопреклонных юношей шевельнулся, шумно втянул воздух, чуть слышно застонал.
Рэми скосил глаза. Лен, бывший в шеренге посвященных первым, молодой, задиристый, и бесшабашно грубый, теперь был бледен как снег. Глаза его расширились от ужаса, по щеке, подобно слезе, сбежала капля пота, на запястьях вспыхнула желтым татуировка рода.
В сторону проводившего посвящение архана Рэми посмотреть так и не решился. Вновь перевел взгляд на песок перед собой и с трудом унял охватившую его дрожь.
Ветер вдруг утих. Воцарилась между порывами тишина. И в этой тишине раздался тихий вздох облегчения. Стрелой ударила в грудь сила заклятия, задрожали в воздухе слова клятвы (голос не слушался Лена, предательски дрожал), и вновь заскрипел песок под ногами архана:
- Смотри на меня!
Второй раз прошла церемония, второй раз мальчик на глазах у всей деревни стал мужчиной, затем третий, и, наконец, архан остановился перед Рэми.
А Рэми задрожал уже не от напряжения, от страха. Помнил он, как чуть ли на коленях умолял старейшину позволить ему пройти посвящение, стать главой рода, получить возможность уйти из деревни, слезть с шеи совета и, воспользовавшись приглашением Жерла, найти себе работу. Так просто казалось это тогда, и так сложно - теперь.
- Тебе нет пятнадцати, - сразу же заметил архан.
Впрочем, не заметить было сложно. Рэми, хоть и выглядел старше своего возраста, но, по сути, оставался ребенком и проклинал свое слабое тело. Он ненавидел подачки, ненавидел принимать чужую помощь, но, находясь под властью деревенского совета, не имел другого выхода.
- Одиннадцать, мой архан, - прошептал Рэми.
- Почему ты хочешь стать взрослым раньше времени? Почему не воспользуешься поддержкой деревни, давая себе окрепнуть?
- А вы бы воспользовались? - сам того не ожидая, прошипел Рэми, все так же не поднимая головы.
- Я не рожанин, - ответил архан. - А за дерзость твою, мальчишка, я просьбу исполню. Сделаю из тебя взрослого. И ты уберешься из моей деревни уже сегодня. На меня смотри!
Рэми медленно поднял взгляд. Сначала он увидел темно-синие, без единого пятна, сапоги, потом вышитый замысловатыми знаками рода край плаща того же глубокого синего цвета, выше - скрепляющую плащ золотую брошь, тонкие, презрительно скривившиеся губы, и взгляд... светящийся синим, чужим и пугающим.