«У стен есть уши, и принадлежат они Иченко» - шутили сотрудники.
Иченко недавно справил шестидесятие, но выглядел и чувствовал себя на пару десятилетий моложе. Летом бегал от инфаркта на стадионе, зимой плавал от него же в проруби. Будучи закоренелым холостяком, рьяно проповедовал преимущества семейной жизни и активно сватал всех подряд, приводя себя в качестве отрицательного примера.
- Дело это кому поручили? Нам или второму отделу? – спросил Алексей.
- Почуял чем попахивает? – понизил голос Иченко.
- Дерьмом!
- Фу! Ты, надеюсь, при девушках так не выражаешься? Девушки, они культуру уважают…
Алексею в данный момент ни какого дела не было до того, что уважают девушки, и это явственно отразилось у него на лице. Иченко покачал головой.
- Двойка тебе, мил дружок! Двойка по ведению беседы. Лицо надо держать всегда, в дождь и ветер, в мороз и снег, - он выдержал назидательную паузу. – Дело ведет второй отдел, а мы на подхвате – подай, принеси.
- Дробышев же наш.
- Дробышева у нас одолжили, Леша. История интересная, но длинная, – Иченко выразительно повел бровями. – Недосуг с тобой языком трепать. Иди, давай, работай на благо Родины и страны. Топай, топай. Не отсвечивай.
Алексей кивнул понимающе.
*****
Вечером Алексей Буров сидел у Иченко на кухне, прихлебывая из литровой фирменной Иченской кружки чай с коньяком. Иченко, в домашних тапочках и цветастом передничке, суетился у плиты. Пахло котлетами с чесноком и жареной на сале картошкой.
- Нямкать будешь или где? – Иченко принялся метать из холодильника сметану, помидоры, маринованные огурчики.
Буров поспешно отставил в сторону кружку. Иченко торжественно водрузил на стол графинчик водки.
- Вот женю тебя, - мечтательно вздохнул Иченко, раскладывая скворчащую вкуснятину по тарелкам. – Будет тебя жена кормить после работы, а не старый пень-начальник.
- Можно я на Вас женюсь, Иван Васильевич? – промычал Алексей с набитым ртом.
- Ты мне это брось! – Иченко стукнул вилкой по столу. – Человек обязан жениться, обязан завести семью, родить детей. Будь я в Думе – в Конституцию записал бы! В статью «Обязанности».
- А сами?
- А ты на меня, на старого дурака не гляди! И пример с меня не бери! – Иченко отодвинул тарелку, потер кончик носа и вздохнул. – Я, Леша, любил одну девушку. Лет тридцать назад…Знаешь, как сказки начинаются? В некотором царстве, в некотором государстве жили-были… Мы приятельствовали, на дни рожденья друг к другу ходили, на свадьбе я у нее свидетелем был, со стороны жениха, конечно. А потом муж у нее в командировку уехал, на Север, на пол года. И в день рождения ее не позвонил. Не смог, забыл, связь подвела - теперь уже без разницы. Я, как обычно, пришел. С цветами, с вином, с подарком. Выпили, посидели. Подружки ее разошлись, а я задержался. Задержался без задней мысли, понимаешь? Кран у нее на кухне подтекал, я и решил, раз уж все равно здесь, сразу и подтянуть или прокладку сменить, в зависимости от поломки… Кто первый кого поцеловал, я ее – она меня, я не помню. А утром… Утром ни она, ни я глаза поднять от стыда не смели! Больше мы не встречались, совсем. Столкнулись лет через десять, случайно, и даже не поздоровались, в разные стороны разбежались. Смешно вспомнить, как я тогда на другую сторону улицы на красный свет драпал сквозь машины, а она, по лужам, в ближайший сквер…как от чумы, так друг от друга бежали. Так то, мил дружок!
- Что на ней свет клином сошелся? Мало ли девчонок? А Вы – мужчина интересный, в самом расцвете сил! – озадачился Алексей, уважающий чувства начальника, но не понимающий, как можно жить ими столь длительный срок.
- Смешно тебе, да? Есть такая категория – однолюбы – и я в ее рядах!
- Не смешно, конечно, Иван Васильевич! Ну, все-таки, если вы ее любите, причем всю жизнь, отбили бы у мужа…
- Она меня не любила, Леша, понимаешь? Не любила…
- Не любила, а в койку…
- Алексей! Немедленно прекрати!
Буров смутился, видимо зря он про койку сказанул, обидел. Оно и понятно, раз начальник всю жизнь над той женщиной вздыхает, небось считает ее чуть ли не богиней.
- Ладно, Леш, наелся? Пошли в комнату.
Иченко расставил посуду в посудомоечной машине и подтолкнул Алексея в спину. Двадцатиметровая комната, как и кухня, содержалась Иваном Васильевичем в идеальном порядке. Ни забитых бычками пепельниц, ни засохших цветов на подоконнике, ни комков пыли по углам. На окнах тяжелые плюшевые гардины, светло бежевая стенка, на диване уютный плед, но воздух стылый, не жилой. Иченко часто ночевал в рабочем кабинете, в задней комнатушке, на старенькой потертой кушетке.
- Колю Дробышева у меня попросил Семенов из второго отдела, – начал Иченко, когда они удобно устроились в мягких креслах. - У них произошла накладка, сотрудник, работающий с делом Аслана Имжанова, попал в автомобильную аварию и слег со сломанной рукой. Коля выехал в Туапсе, там должен был встретиться с посредником и передать оговоренную сумму выкупа. Я его лично провожал в аэропорт. Как он оказался там, где его нашли, непонятно.
- Я про дело Имжанова слышал лишь мельком, - Буров повеселел, оттого, что обожаемый начальник не держит зла за сказанную им глупость.
- Рассказываю. Аслан Имжанов – единственный и любимый сын Кирсана Имжанова, владельца «Имбанка». Был похищен неизвестными из дома сестры Кирсана Имжанова Гулии Асбековой, куда Аслан приехал на летние каникулы. За мальчика потребовали выкуп в сумме шести миллионов долларов…
- Ни … чего себе!
- Вот именно. Для Кирсана Имжанова сумма ощутимая, но не разорительная. Деньги он собрал, но решил подстраховаться и привлечь второй отдел.
- Николай в больнице назвал два имени – Саша и Валюшин.
- Причем Валюшин – большой человек, так кажется?
- Ага! А Саша – человек Дробышеву близкий и знакомый, - перебил Иченко Алексей.
- Перебивать старших по возрасту и званию не красиво и невежливо, - ткнул пальцем в его сторону Иченко.
Алексей закрыл себе рот обоими ладонями, а Иченко удовлетворенно кивнул.
- «Саша», да будет тебе известно, на нашем служебном жаргоне – посредник. «Saint sharper» - святой шулер. – Он должен ловчить, хитрить, но за святое дело… Это старая присказка, не нами придуманная, а честно украденная у смежников. Ну, не в этом дело.
Алексей округлил глаза от удивления.
- Семенов у нас тоже Саша, - мрачным тоном продолжил Иченко. – Старшего сына Дробышева зовут Саша. И это только на вскидку, дорогой мой. Покопаемся, пару-тройку «Саш» еще выудим.
- Старшему сыну Дробышева лет пятнадцать, - прикинул по памяти Алексей.
- Гайдар полком в каком возрасте командовал? Не помнишь?
- Ну-у-у, Иван Васильевич… Какое время было?
- Гну! Какое время? Война была, и сейчас война. Мальчишки-курьеры по рынкам наркоту и оружие разносят, девчонки с семи лет на панель выходят! Время…
Иченко закурил и молча пускал дым в потолок. Алексей откинулся в кресле и думал, что Иченко прав, и на счет таинственного Саши и на счет войны, который год идущей на Московских улицах.
- Как ты думаешь, почему он сказал, что Аслан в деревне? В деревне? А? – прищурил глаз Иченко.
- Наверно хотел подтвердить, что мальчик жив и здоров. Что он его видел…
- Чушь! В деревне!…Не доходит? – Иченко посмотрел на Алексея осуждающе. – Где ты слышал, что бы селение на Кавказе называли деревней? Деревня – это в России, в средней полосе, среди березок и полей!
- Оговорка?
- Или не оговорка. И тогда получается…
- И тогда получается, что Дробышев видел Аслана не там, куда его послали с деньгами, а в другом месте, - Алексей закусил губу, вскочил с кресла и забегал по комнате.
- Сюда вписывается подмосковный городок, где Дробышева нашли? – кинул реплику Иченко, с улыбкой наблюдая за раскрасневшимся Буровым.
- Даже очень! – Буров даже ладонью о ладонь пристукнул. - Остается вопрос: где деньги, собранные в качестве выкупа?
- Знаешь, Леша, у меня вопросов остается гораздо больше, - подколол его Иченко.