Водительская дверь распахивается, ударяясь обо что-то с глухим стуком. Думаю, это была голова грабителя. Затем Том выходит, выхватывает пистолет из рук плохого парня и садится обратно в машину.
— Он что, умер?
— Нет, — говорит Том. — Я просто наехал ему на ногу и вырубил. Пара сломанных костей и сотрясение мозга. Дама за стойкой уже звонит в полицию. Она вернет деньги, а с ним все будет в порядке. Это будет для него поучительно.
С еще большим визгом шин мы срываемся с места. Думаю, Том хочет, чтобы между нами и заправкой было как можно больше расстояния.
— Пара сломанных костей и сотрясение мозга? — при этой мысли мой желудок начинает скручивать. — И это все?
— Да.
— Оу, — говорю я. — И все же спасибо, что ты не законченный социопат.
— Не за что. Но мы не можем спасти всех, ясно?
— Ясно.
Честно говоря, я немного ошеломлена. Он сделал что-то вроде милого поступка. Использовал свои силы во благо, а не во зло. Может быть, он не так уж далек от того в основном доброго и этически нравственного человека, каким я его считала. Только есть еще вся эта ложь и плохой секс, которые нужно учитывать. А также его готовность потратить мою жизнь на фальшивые отношения, чтобы сохранить свое прикрытие нетронутым. Так что да, не очень глубоко внутри, я все еще ненавижу его и хочу застрелить.
— Как я уже говорил, я вырос в приемной семье, — говорит он, бросая в рот мармеладку и жуя. — Большую часть времени я проводил в бегах, попадая в неприятности и выпутываясь из них. В конце концов они уставали от меня и передавали в следующий приемный дом. Никому не было дела до того, чем я занимаюсь.
Я всегда полагала, что этот аспект его происхождения объяснял его некоторую эмоциональную отсталость. Детство без любви обязательно оставит свой след. И мне ненавистно, что он был один. У моей семьи есть свои слабости, но в ней также есть привязанность. Мы заботимся друг о друге. Я попыталась передать это Тому, но он оказался удивительно устойчивым к любому обмену чувствами. По крайней мере, теперь я знаю почему. Его детство было не только отстойным, но и, вероятно, приученным обходиться без всего этого. Могу только представить, что создание связей, наличие реальных чувств к людям затрудняет исчезновение, когда работа сделана. Убивать было бы сложнее.
— Завербовавшись в армию при первой же возможности, оказалось, что я все-таки кое в чем хорош. Я держался подальше от неприятностей и много работал, — продолжает он. — Дослужился до Рейнджера, пока меня не забрали сюда. Думал, что пробуюсь в Дельту, но это было не так.
— Ты больше не служишь в армии?
— Нет. Это ближе к тому, что ты называла бы работой в частном секторе. Никакого государственного надзора. Частное финансирование.
— Что они с тобой сделали?
— Протащили меня через чертову мясорубку. Обучение, которое я проходил до этого момента, показалось мне шуткой.
Я киваю, переваривая всю информацию в голове.
— Но вы же хорошие ребята, верно? Ты пытаешься все исправить?
— Да, Бетти. Пытаюсь.
— Какими способами?
— Всевозможными способами. Останавливаю террористов, разбираюсь с заложниками, пытаюсь предотвратить геноциды, отслеживаю ядерное оружие, препятствую торговле оружием.
Похоже, он ведет хорошую борьбу. Но мне все еще жаль, что я не могу его читать. Раньше думала, что могу, но теперь я знаю, что не имею ни малейшего понятия о нем. В нынешней ситуации у него есть вся власть. А я, по сути, участвую в аттракционе, который может меня убить, и из которого у меня нет никакой возможности выбраться. Быть настолько зависимой от кого-то - отстой.
— И это правда…что ты мне только что сказал?
— Да, это правда. Мы не всегда добиваемся успеха, но стараемся.
Единственное, что я могу сейчас сделать - это ждать и наблюдать.
— Ладно.
Глава 3
— Значит, тебя обучали шпионским штучкам?
— Дай определение «шпионским штучкам», — говорит он.
— Очевидно, у тебя есть значок бойскаута за ложь и манипуляции.
— Очевидно, — соглашается он. — Хотя мы склонны называть это созданием и поддержанием прикрытия. Наблюдение. Так звучит приятнее. Повежливее.
— Хм. В чем еще ты заработал значки? — спрашиваю я, снова поворачиваясь на сиденье, чтобы лучше видеть его. Почему-то сейчас он кажется мне более живым. Просто в целом. Может быть, я наконец-то имею дело с настоящим Томом, а не со слабым его подобием.