— Все наши отношения были для тебя как миссия. Ты оценил мою жизнь, включился в нее, а потом работал только в рамках тех параметров, которые тебя устраивали.
— Это опять из-за оргазма?
Если бы у меня было лазерное зрение, я бы прожгла этого человека. Гарантировано.
Том открывает рот, потом закрывает.
— Все, что я скажу, разозлит тебя еще больше, да?
— Возможно. — Высоко над моей головой в потолке появилась трещина. Вполне уместно, учитывая, что через мою жизнь проходит еще большая и еще более разрушительная линия разлома. Подвинься, Сан-Андреас, Том Ландж победил тебя. — Ты действительно сожалеешь или говоришь так, потому что я жду от тебя этого?
Его язык играет за щекой.
— Ну, мне не нравится, когда ты несчастлива или зла. Особенно на меня.
— Хорошо.
— Это был правильный ответ?
— Думаю, это было не совсем плохо. Хотя, честно говоря, планка для любого шанса на то, что ты будешь вести себя как нормальный, хорошо приспособленный член общества, была установлена чертовски низко.
Несмотря на мои слова, он удовлетворенно кивает.
— Это довольно сложно — иметь отношения, в которых ты действительно знаешь, кто я и что из себя представляю. Это интересно. Не то чтобы я думал, что когда-нибудь расскажу, но...
— Настоящий опыт развития, да?
— Так и есть. — Его взгляд теплый, пальцы скользят по верху полотенца, по плоскому животу. Похоже, он хочет привлечь мое внимание к выпуклости под полотенцем. Делает это нарочно, пытаясь возбудить меня своим горячим взглядом и твердым телом. Вероятно, он пытается соблазнить меня, чтобы я простила его или хотя бы стала помягче. В любом случае, надо отдать ему должное, он в совершенстве овладел искусством пристального взгляда.
Интересно, его этому тоже обучали?
— Забудь об этом, — говорю я. — Тебе нравится секс в субботу вечером, если ты в городе. Это даже не тот день недели, Том...
— Очень смешно. Просто подумал, что нам обоим не помешало бы немного снять стресс.
— Этого не случится.
— Нет?
— Черт возьми, нет. Ради Бога, ты только что сказал, что преследовал меня. Так что прекрати.
— Прекратить что? — одна сторона его губ приподнимается. — Что я делаю, Бетти?
— Ты знаешь, что делаешь. — Я смеюсь, и это звучит болезненно. — Все эти взгляды, блуждание руками по телу и возня с заправленным полотенцем. Вся эта история с соблазнением, которую ты затеял... просто прекрати это. Ты мне противен.
— Так вот почему у тебя соски затвердели?
— Заткнись и одевайся.
— Мне не нужно спешить, если ты наслаждаешься видом, — бормочет он низким, похотливым голосом. — Если эта жизнь и научила меня чему-то, так это ценить тихие моменты среди хаоса. Нужно получать удовольствие, когда можешь.
— Оставим философию. Мы не займемся сексом. Ты мне даже не нравишься.
— О, думаю, я тебе немного нравлюсь. И я обязательно понравлюсь тебе гораздо больше, когда ты будешь лежать подо мной голая и выкрикивать мое имя.
Святое дерьмо.
Я ошеломленно смотрю на него.
— Ты не сказал мне этого только что.
— Хочешь, я повторю? — предлагает он. — Если хочешь, я могу говорить с тобой грязно французском. Или на арабском, испанском, русском, мандаринском... Выбор за леди.
— Довольно. Ты совсем не смешной. — Мои трусики не промокли из-за него. Я просто попала в небольшую аварию или что-то в этом роде. Либо это, либо моя вагина в замешательстве. И кто мог винить ее за это? Тем временем жар ползет вверх по моей шее, выдавая меня. Черт побери. Честно говоря, не уверена, возбуждена ли я, смущена или странное сочетание того и другого. Если бы мне раньше пришлось классифицировать Тома и его пенис, я бы сказала, что у него большой, но он не знает, что с ним делать. Однако человек, стоящий передо мной, я почти уверена, точно знает, что делать. — Я серьезно.
— Это не шутка. Позволь мне показать тебе. У меня есть все виды навыков, которые могут тебе пригодиться.
— Том...
— На этот раз я дам его тебе, обещаю. Буду лучшим, кто у тебя когда-либо был.
— Н-нет.
Он поднимает голову.
— Что случилось, детка? У тебя такой вид, будто ты немного волнуешься. Ты не чувствуешь себя немного разгоряченной, а?
— Я говорила, что мы могли бы стать друзьями. И все.
— Конечно. Для начала мы могли бы быть друзьями, которые трахаются.
— Мы не…нет. — Я делаю глубокий вдох. — Зачем ты вообще это делаешь?
Мужчина смотрит на меня с жаром тысячи солнц, и я умираю. Мои эмоциональные стены, чувство самосохранения и различные другие укрепления, возведенные за последние двадцать шесть лет — не что иное, как руины. Все, что осталось — это беспорядок в форме девушки, разбросанный по удивительно непривлекательному и колючему одеялу цвета хаки.