Том был... очень занят. Теперь у нас есть целая комната, посвященная его строганию. Что я могу сказать, этот человек любит играть с ножами. Всем, кого я знаю, за последние четыре месяца подарили хотя бы одну деревянную белку или колибри.
Если бы я не знала его лучше, то сказала бы, что отставка постепенно сводит его с ума, и он полностью отрицает это. Я пока не уверена, что с этим делать. В различных статьях говорилось, что недавно вышедшим на пенсию людям может потребоваться год или два, чтобы обрести уверенность в себе без работы.
Может быть, ему нужна новая и другая работа. Возможно, что-нибудь на полставки. Или, по крайней мере, интерес вне меня, тренировок, лепки деревянных существ и, конечно же, поддержания и чистки его запасов оружия и различных конспиративных квартир. На всякий случай. Том не был бы Томом без пары дюжин различных планов экстренной эвакуации, на пенсии или нет.
Мы по-прежнему оба ходим на стрельбище два раза в неделю, чтобы потренироваться. Даже моя стрельба стала лучше. И когда я на работе или где-либо еще вне дома, я регулярно звоню или пишу ему, чтобы сообщить, что я все еще жива, чтобы он не волновался.
Мы должны быть в состоянии домашнего блаженства. Но что-то здесь не так. Я не знаю. Я волнуюсь. Я люблю его и хочу, чтобы он был счастлив. Просто не совсем уверена, что тихая жизнь ему подходит. Или, возможно, это старая случайная ерундовая тревога поднимает свою уродливую голову, заставляя меня задуматься, достаточно ли меня.
Тьфу.
Я знаю, что он любит меня. Как будто мне нужно, чтобы эта чушь подкрадывалась ко мне именно сегодня.
— Еще розового? — спрашивает Джен.
— Да. Вообще-то, дай мне бутылку.
— Вот это настроение! — она смеется, передавая мне выпивку. — А-ля «пропустите к алтарю, я сказала». Или нет, может, «я станцую румбу»?
— Я даже не знаю, как танцевать румбу. Но знаешь, я наверно смогла бы. — Я сую бутылку подмышку и достаю свой сотовый, посылая быстрое сообщение. — Вернусь через минуту или две.
— Что? Куда ты направляешься?
— Я должна сделать кое-что важное. Это ненадолго. Не психуй. — Я выскальзываю из спальни и пересекаю коридор в кабинет, или мастерская, или как там это называется. Место, где Том хранит свои творения. Я поставила бутылку вина на стол, полный орлов и койотов. Его последние увлечения животными. Так много маленьких деревянных глаз-бусинок смотрят на меня в ответ. По крайней мере, он не занялся таксидермией или чем-то столь же кровавым и странным. Это было бы жутко.
Мой мужчина проскальзывает в комнату, закрывая за собой дверь. И выражение его лица, очень радует.
— Детка, ты невероятно красива. Ходячая мечта. И это чертовски горячее платье, достойное королевы.
— Спасибо. — Приятно знать, что два часа прически и макияжа стоили затраченных усилий. Я взмахиваю пышной юбкой своего шелкового платья без бретелек. — У него есть карманы.
— Да? Что в них?
— Разве тебе не хотелось бы узнать самому, — поддразниваю я. — Ты выглядишь чертовски привлекательно в этом костюме.
Это еще мягко сказано. Этот человек достоин того, чтобы пускать слюни. Теперь, когда прежняя аккуратная, прилизанная прическа Тома, сдержанные манеры и опущенные плечи исчезли, он выглядит как сильный, мужественный мужчина, каким был все это время. Я не могу не смотреть на него. Без сомнения, он заставляет мое сердце биться в два раза быстрее.
— Что я здесь делаю, Бетти? — спрашивает он, подходя ближе. — С тобой все в порядке? Все хорошо?
— Запри дверь, пожалуйста.
Он делает, как его просят.
— Итак, мои источники сообщили, что ты выглядел несколько напряженно, стоя там, внизу, среди наших гостей.
— Твои источники, да? Я в порядке. — Он вздыхает. — На самом деле, я более чем в порядке, я великолепно. И собираюсь жениться на любви всей моей жизни. Тебе не о чем беспокоиться.
Я просто жду.
Стон.
— Может быть, я немного нервничаю из-за того, что не могу должным образом следить за всеми приходящими и уходящими людьми, но это нормально. Я могу жить с этим.