— Он владелец этого клуба, — ответил мужчина, когда мы подошли к лифту. Он наклонился вперед, чтобы нажать кнопку, и двери немедленно открылись.
Он кивнул вперед, как бы приглашая меня войти, но я осталась прикованной к месту. Помещение было небольшим, но со вкусом и дорого обставленным, если такое возможно для лифта. Тем не менее, мысль о том, чтобы войти внутрь, приводила в ужас.
— Ты не заставишь меня пойти туда, — сообщила ему, вздернув подбородок.
Теперь он посмотрел на меня. Вся сила его внимания была более чем удушающей, как будто он взвалил мне на плечи груз, который сдвинет мои коленные чашечки.
Он ничего не сказал. В этом не было необходимости. Мужчина говорил своим взглядом, как легко может заставить меня войти туда. И для меня это было унизительно.
— Что мистер Хелмик хочет от меня? — потребовала я.
Ответа не последовало.
Просто взгляд.
Бл*дь.
Это было глупо, но я вошла в лифт, хотя бы для того, чтобы отдохнуть от пристального взгляда этого мужчины. Двери быстро закрылись, оставив меня одну.
— Во что, черт возьми, ты вляпалась, Стелла? — пробормотала себе под нос.
Лифт доехал быстро, но достаточно, чтобы я задумалась о мистере Хелмике, который, видимо, был владельцем клуба. Я подумала о тех историях, которые слышала, хотя была уверена, что это лишь слухи. Пересуды о том, что владелец клуба был связан с мафией, что он был криминальным авторитетом, связанным со всевозможными гнусными вещами.
Человек, связанный с мафией — по крайней мере, потенциально, — по какой-то причине отправил за мной головореза, который был серьезно напуган.
Ни один из этих фактов не был хорошим.
Вообще.
К тому времени, как двери лифта открылись, я убедила себя, что меня послали сюда на смерть. Даже несмотря на то, что я не была свидетелем убийства, не наткнулась на сделку с наркотиками и не была вовлечена во что-либо даже отдаленно незаконное. Самое греховное, что я делала, — это нюхала кокаин на вечеринках. А в Лос-Анджелесе, в моих кругах, кокс считался гребаным витамином.
Не говоря уже о том, что я нервничала и убеждала себя, что у меня случился сердечный приступ в последние несколько раз, когда употребляла. Может быть, я стала слишком взрослой, чтобы принимать кокаин в туалетах на вечеринках.
Но я не стала настолько взрослой, чтобы умереть.
Нет, у меня есть своя жизнь, которую нужно прожить.
Мне еще многое, очень многое предстояло сделать.
Черт.
Бежать некуда, головорез стоял внизу, наверное, ждал, когда я попытаюсь спуститься обратно.
Двери лифта открылись прямо в офис. Он был большим. Открытая планировка. Здесь пахло ароматической свечой за триста долларов, которую я однажды получила в подарочном пакете после какого-то пиар-мероприятия.
Передо мной были окна от пола до потолка, за которыми виднелось всё помещение клуба. Впечатляющие картины на стенах, черные диваны под ними. Большой письменный стол прямо посередине, за которым сидел мужчина.
Мужчина.
Он соответствовал комнате. Важный. Одетый во все черное. Элегантный.
Пристально наблюдающий за мной.
С холодными глазами. Они были ярко-бирюзовыми, почти светящимися на фоне остальной части комнаты.
Мои ноги двигались вперед, хотя все внутри твердило оставаться на месте. Словно каким-то образом лифт — мое безопасное место, и если я останусь в нем, ничего плохого не случится. Но люди могут умереть в лифтах точно так же, как и в любом другом месте.
Мужчина смотрел, как я приближаюсь.
Он не встал, не заговорил, просто смотрел.
Я наблюдала за ним в ответ. Он был красив. Странно, что я оценила, учитывая, как сильно напугана. Но не заметить это было невозможно. Этот человек был… чем-то другим. Его волосы — черные, как смоль, немного длинные, обвивались вокруг шеи. Единственная неаккуратная вещь в нем. Все остальное было гладким, идеальным. Даже кожа. Линия подбородка. Под чёрным пиджаком на нем была тёмная рубашка с расстегнутым воротом, где немного виднелась шея.
Он был загорелым. Не от солярия, который слишком распространен здесь, в Лос-Анджелесе, — я научилась различать загар благодаря своей работе. Это было что-то в его генах. Итальянец. Может быть, кубинец.
Не знаю, какого роста, потому что он сидел, но у меня было дикое ощущение, что мужчина высокий. Он будет возвышаться надо мной. Не слишком мускулистый, но что-то в нем было большее. Дурное предчувствие.
Его челюсть была острой, как будто вырезана из камня, но губы — пухлыми и мягкими на вид, с четкой линией лука Купидона. Глаза, вырезанные из изумрудов. Он был похож на дьявола, я всегда думала, что он предстает перед людьми в облике их собственной версии темного совершенства.
Я остановилась перед его столом, понятия не имея, как дошла, мои ноги были сами по себе, влекомые на зов его тёмной красоты. Я была одета в свое любимое платье, вторые любимые туфли, и дерзко, но не распутно, накрашена. Сейчас я умру. Интуиция подсказывала. Я в смертельной опасности, черт возьми. Подо мной были сотни людей, но мне уже ничем не помочь. Добровольно ушла оттуда, и теперь я здесь. Смотрю в острые изумрудные глаза смерти.
Поблизости не было ничего, что я могла бы использовать в качестве оружия, хотя у меня не был никаких навыков защиты, особенно, от этого человека. Мы с Рен записались на занятия по самообороне два года назад, но потом нашли отличное местечко с коктейлями, о котором никто не знал в Инстаграме, поэтому мы ходили туда каждый вторник в шесть часов, вместо тренировок.
Не то что бы какой-то дерьмовый урок самообороны в «Groupon» помог бы мне в здешней ситуации. Мне нужно было что-то еще. Что-нибудь еще.
— Я ужасно запоминаю дни рождения людей, — выпалила я. — Хотя надеюсь, что все будут помнить моё. Двойной стандарт, который я ненавижу в себе, но не могу измениться.
Я прижала свои липкие руки к голым бедрам, заставляя себя смотреть мужчине в глаза.
— Я продолжаю покупать цветы, потому что хочу быть человеком, у которого есть комнатные растения, но не ухаживаю за ними, — сказала я. — У меня есть кот по имени Волан-де-Морт, который до сих пор живой, но на самом деле это его заслуга, а не моя, — продолжила я. — Папа — мой лучший друг. Может быть, это и глупо, но он в одиночку воспитывал меня с шести лет. Когда была подростком, плохо к нему относилась, но он всегда был добр ко мне. Мы общаемся каждый день.
Я втянула воздух, слезы защипали мне глаза при мысли о том, что позвонят папе и скажут, что мое тело нашли в неглубокой могиле.
Нет. Продолжай говорить. Продолжай дышать.
— Я ужасно разбираюсь в деньгах, — сказала я, мой голос был хриплым от страха. — То же самое с кредитными картами. Не потому что папа плохо учил меня, он пытался. Он нес ответственность. Здраво мыслил. Он изо всех сил старался воспитать разумную девочку, но, к сожалению, не принимал во внимание таких мужчин, как Джимми Чу или Кристиан Лабутен1, и влечение его дочери к ним.
Я прикусила губу настолько сильно, что металлический привкус крови попал на язык.
— Я не сделала всего, что планировала. Даже и половины. Кроме переезда сюда и самостоятельной жизни. Мне все еще нужно увидеть закат на Бали. Попить чай в Марокко. Подняться на гору в Новой Зеландии. Сделать что-нибудь для человечества, а не просто пытаться сохранить бизнес по ателье в Париже.
Думала о большем, выискивая лакомые кусочки о своей жизни, которые могли бы оказать какое-то влияние, чтобы я казалась менее скучной и поверхностной.
— Я никогда не влюблялась. У меня были отношения, в которых произносила эти слова. Да, я вроде как говорила правду, но никогда не была настолько влюблена в человека, что не могла дышать от безответных чувств. Словно мое сердце бьётся только для него. И я хочу этого.
Я закончила последнюю часть шепотом, почти плача, но отказываясь проливать слезы.
Мужчина передо мной слегка наклонил голову, рассматривая так, словно пытался прочитать меня своими проницательными зелёными глазами.
— Как бы ни была поучительна вся эта информация, скажи, почему ты решила поделиться ею со мной?