Но так ли это? Попробуем хотя бы коротко, в принципе рассмотреть эту едва ли не самую серьезную, на наш взгляд, проблему 6.
Часть 2.
Субъект реформ: народ и государство
Бытующие в политическом, журналистском и даже научном сообществах, кочующие из дискуссии в дискуссию представления о причинах неудачи российских реформ последних 20 лет, можно свести к двум тезисам: о неподходящем народе и неподходящем историческом пути, по которому ему предлагают идти.
В последние годы по мере нарастания ощущения неудовлетворенности все большую популярность приобретают представления об исторически сложившейся (уходящей корнями далеко за советский период), так сказать, непродуктивной, специфической ментальности большинства населения как о корне всех проблем.
На первый план выходит историческая предопределенность: нависающая над страной мрачная многовековая традиция самовластия и жестокости, в свете которой тоталитаризм или авторитаризм, антиевропейскость выглядят органичными для России, глубоко укоренными в ее истории и культуре, а любые попытки рационализации, демократизации, гуманизации – обреченными на непонимание.
В публицистике это направление общественно-политической мысли, в частности, ярко представляет А.Н. Афанасьев [Афанасьев 2008], в политологии и культурологи – авторы, как правило, причисляющие себя к последователямА. Ахиезера7, которые фактически свели проблему трансформации общественного сознания в современной России к переходу от деревенского иррационального к городскому рациональному сознанию и социальной модернизации в форме радикального избавления от ключевых элементов традиционного «культурного кода» [Ахиезер, Клямкин, Яковенко 2005; Яковенко 2009]. В последнее время с популяризацией подобных тезисов выступает кинорежиссер и писатель Андрей Кончаловский [Кончаловский 2010], который основывает свои построения на концепции «крестьянского сознания» Мариано Грондоны [Grоndona 1990].
Население, в силу особенностей сознания не выдержавшее тяжесть трансформации, фигурирует и в либеральной аналитике, посвященной стратегии и тактике демократов в постсоветские десятилетия [Гудков, Дубин, Левинсон 2009]. Еще один распространенный подход – противопоставление традиционного российского сознания и «буржуазного сознания», в большинстве случаев отождествляемого с сознанием протестантским. Этот подход характерен, в том числе и для серьезных исследователей, таких как Б.Н. Миронов [Миронов 1999, т. 2, с. 317–326]. Неизменный вывод – о небуржуазности или недостаточной буржуазности как препятствии для модернизации.
Противоположная, казалось бы, концепция строится вокруг тезиса об «особом пути» России, «особом народе», но для которого непригодна западная модель демократии, современное европейское представление о гражданских свободах и правах человека [Нарочницкая 2003, Фроянов 2009] 8. Авторам этого направления свойственно гипертрофированное внимание к противостоянию России и Запада, выливающееся в представление о борьбе с Западом как главном содержании российской истории на протяжении веков. При этом русское православие отделяется от общехристианской и даже общеправославной традиции, преподносится как нечто абсолютно самобытное и самодостаточное.
За внешним непримиримым противостоянием этих двух концепций кроется одна и та же суть: народ России отделяется от Европы, ему приписываются черты «культурного кода», представляющие собой непреодолимое препятствие как для развития по европейской (демократической, рыночной) модели, так и для интеграции в Европу. Только в первом случае это отделение оценивается отрицательно, а во втором – положительно.
6
Подробное исследование с рабочим названием «Как в России осуществить успешные реформы» ведется нами уже более трех лет. Авторы надеются завершить работу в течение текущего года.
7
Следует особо отметить, что в фундаментальных работах А. Ахиезера, в центре культурологической концепции которого стояло противопоставление «инверсии» (упрощения, применение простых решений из прошлого к сложным современным проблемам) и «медиации» (творческое решение сложных проблем), а также явление «проникающего раскола», сформулированы важнейшие методологические положения, которые мы широко используем в нашем анализе. По многим принципиальным вопросам работы последователей А. Ахиезера не имеют с ним ничего общего ни по целям, ни по интенциям, ни по уровню научной аргументации.
8
Например, заявленная цель работы Натальи Нарочницкой – доказательство того, что «Россия не есть неудачник универсальной (западной) истории, а мощная альтернатива ей, причем совсем не обреченная...» [Нарочницкая 2003, с. 86]. При этом методология современной исторической науки и исторической социологии объявляется фактически неподходящей для православной России, об успехах и неудачах которой, по мнению Н.А. Нарочницкой, невозможно говорить с позиций «критериев и понятийного аппарата современной социологии и знакомой философской парадигмы исторического материализма» [Нарочницкая 2003, с. 89].