Несмотря на мрачное настроение, Паркер улыбнулся, хотя ему было неприятно слышать, что Мэг ходит как в воду опущенная, и сознавать, что причиной ее плохого настроения является он сам.
– Ну ладно, ты прав, мы поссорились.
– Это хорошо.
– Хорошо? Да как у тебя язык поворачивается говорить такое!
Паркер отодвинул стул от стола, но не встал. Ему очень не нравилось возвышаться над дедом – человеком, на которого всю жизнь смотрел снизу вверх. Причем это было глупо, потому что, даже прикованный к инвалидному креслу, его дед умел взять в свои руки контроль над любой ситуацией.
– Если ты способен ссориться, значит, способен любить. Одно чувство подогревает другое. И наоборот, если ты любишь, то будешь и ссориться.
Дед надолго замолчал и стал смотреть в окно, из которого открывался вид на реку Миссисипи.
– Вот что я тебе скажу, Паркер. Я знаю тебя всю твою жизнь, и еще ни с одной из женщин, с которыми ты встречался – по крайней мере ни с одной из тех, кого приводил в дом, – ты не выходил за рамки внешней учтивости. А эта Рене, на которой ты чуть было не женился, – ты никогда не был бы с ней счастлив. Слишком много стараний, чтобы сохранять видимость близких отношений, но под этим – ничего существенного.
Паркер задумался над словами деда. Это верно, за короткое время знакомства с Мэг они схлестнулись уже дважды. Прав дед и в другом: ни с одной из своих женщин Паркер никогда не ссорился всерьез.
Он с улыбкой вспомнил о том, чем с лихвой компенсировались эти две стычки. Два раза они занимались любовью, и оба раза были не сравнимы ни с чем в его предыдущем жизненном опыте. Паркер попытался задвинуть эти воспоминания подальше, чтобы они не отвлекали его от дела. Нужно постараться ответить деду, не посвящая его в тайные замыслы Жюля.
– Я не могу тебе сказать, чем она меня так задела, но, поверь мне на слово, повод был. Это некий поступок, который мне трудно понять и простить, независимо от того, совершила ли его женщина или мужчина. Однако Мэг – удивительный человек, или мне так кажется? Я все время спрашиваю себя, кто она, могу ли я ей доверять?
– Она не объяснила, почему сделала то, что сделала и что тебя так расстроило?
– Нет… – Паркер вдруг спохватился. – Вернее, объяснила, но должен признаться, я не очень внимательно слушал. Она говорила, будто очень нуждалась в деньгах.
Дед кивнул.
– Знаешь, Паркер, когда я родился, Понтье переживали трудные времена. Ты не изведал бедности, но я хорошо помню, когда мне было пятнадцать, мои отец и дед все еще боролись, пытаясь возродить семейное процветание. Потом сахарный бизнес оживился, они удачно сыграли на бирже, а когда разразился кризис, им хватило здравого смысла и умения уцелеть и даже обойти конкурентов. Когда другие продавали акции, они оказались в состоянии покупать. Но до той поры нам приходилось очень и очень несладко.
Паркер внимательно слушал рассказ деда, понимая, что старик не стал бы просто так, без причины углубляться в историю, не в его это характере.
– Миссис Феннистон немного рассказала мне о том, что пришлось пережить Мэг, когда ее никчемный муж умер, оставив ей и троим детям в наследство одни долги. Поэтому если она что-то сделала, желая заработать деньги для своей семьи, накормить и одеть детей, я бы крепко подумал, прежде чем обливать ее за это презрением.
– Даже… – Паркер осекся. Пусть лучше тайна последнего предательства Жюля уйдет вместе с ним в могилу.
– Даже если это имеет какое-то отношение к Жюлю? Паркер был ошеломлен. Неужели дед знает?
– Что ты имеешь в виду? Дед пожал плечами.
– Женщины и раньше выходили замуж ради денег. Жюль был хорош собой, вполне возможно, что в Лас-Вегасе он помахал у нее перед носом толстой пачкой купюр. Может, она увидела для себя шанс и решила его использовать.
Паркер покачал головой.
– Тогда почему Мэг просила меня перевести все деньги, которые достались ей в наследство от Жюля, на счет Гаса и основать доверительный фонд на его имя?
– Вот как? Значит, все в порядке? Отчего же ей не доверять, если она передает деньги в доверительный фонд? – Старик улыбнулся собственному каламбуру, потом снова посерьезнел. – По-моему, на самом деле тебя тревожит вовсе не то, можно ли доверять Мэг. Думаю, ты боишься собственного сердца.
Паркер молчал, переваривая слова деда.
– Только не слишком долго раздумывай, – сказал старик, – жизнь коротка.
Паркер криво улыбнулся.
– Спасибо, что выслушал, и благодарю за совет. Так что мы будем делать с Гасом?
– Поднимем вопрос об опеке. За ним можете присматривать ты и Мэг.
– Ладно. – Паркер нахмурился. – Только я совсем не разбираюсь в детях, а Мэг возвращается в Лас…
Его прервал звонок селектора.
– Прошу прощения, мистер Понтье, – сказала секретарша, – но на проводе ваш племянник. Он говорит, что дело срочное.
Паркер взял трубку.
В это время в другом районе города, в зоопарке Одюбон, Мэг показала детям на белого аллигатора, появившегося из воды за поваленным бревном.
– Смотрите, ребята, вон он.
– Это не аллигатор, – авторитетно заявила Саманта, – всем известно, что аллигаторы зеленые.
Элен фыркнула.
– Ну да, теперь ясно, как много ты знаешь. Глупышка! Это аллигатор-альбинос. Похоже, ты мало чему научилась в своем детском саду.
Мэг круто развернулась к дочери.
– Элен Маргарет Купер, последи за своей речью! Ты не должна так грубо разговаривать с сестрой.