Грандиозные успехи индустриального развития и существенный рост капитального строительства были достигнуты за счет целого ряда внутренних и внешних факторов, которые не раз отмечались в научной и учебной литературе. Но, как справедливо, хотя и слишком уж корректно указал профессор В. Л. Пянкевич, «современная отечественная историография также испытывает давление политики и новых мифов. Чрезвычайно быстрые, порой хаотичные изменения общественной атмосферы конца 80-х — начала 90-х гг. влияли на позиции, суждения ученых, на содержание публикаций». В результате, с одной стороны, «стали преодолеваться негативные черты советской историографии» прошлых лет, однако, с другой стороны, «сохранялись многие прежние стереотипы, догматические и конъюнктурные наслоения… Как сторонникам прежних взглядов, так и их радикальным критикам мешает некритическое восприятие информации, которая была почерпнута из официальных документов. Негативные суждения, превалирующие в целом ряде современных работ, зачастую обладают столь же невысокой степенью достоверности и основательности», что и прежнее «представление о триумфальном восстановлении народного хозяйства, созданное усилиями историографии 40-50-х гг. В итоге, в постсоветской историографии появилось множество упрощений, умолчаний, искажений, фактических ошибок», а сами «научные исследования политизируются, воспроизводятся конъюнктурные тенденции»[37]. Более того, большая часть такого рода «негативных суждений» была некритически, а по сути «холуйски» почерпнута из сочинений западных советологов и историков, многие из которых были изначально взращены на махровой русофобии и антисоветизме[38]. Так, к внутренним источникам бурного промышленного роста многие доморощенные антисоветчики (Е. Ю. Зубкова, В. П. Попов, В. Ф. Зима, А. Б. Безбородов, Ю. Н. Богданов, Н. Ю. Белых, Е. В. Баев[39]) традиционно относят:
1) «Командно-административный» (или в более мягкой форме «мобилизационный») характер советской экономики, который зримо выразился: а) в ужесточении политико-административного надзора и контроля над руководством всех промышленных министерств, ведомств и предприятий, в том числе через систему отраслевых Бюро Совета Министров СССР; б) в концентрации во всех отраслях тяжелой индустрии значительных финансовых и трудовых ресурсов за счет сельского хозяйства, легкой, текстильной и пищевой промышленности и социальной сферы, которые в очередной раз были принесены в жертву дальнейшему индустриальному развитию страны; в) в сохранении принудительной системы денежных государственных займов, общая сумма которых за IV пятилетку составила 140 млрд. руб., а также довоенной политики неэквивалентного товарообмена между городом и деревней, которая вновь продолжала «платить дань», как и в годы первых предвоенных пятилеток; г) в неоднократном повышении продолжительности рабочего дня, норм выработки готовой продукции и т.д.
2) Значительный рост численности заключенных ГУЛАГа, произошедший за счет не только власовцев, бандеровцев, «лесных братьев» и других фашистских прихвостней, но и бывших советских военнопленных, добровольно сдавшихся врагу, и обычных уголовных преступников. Но при этом, по одним оценкам (В. Н. Земсков, Р. Г. Пихоя, А. И. Вдовин, В. А. Козлов, Е. Г. Алексопулос[40]), этот рост составил порядка 70% — с 1,5 до 2,6 млн. человек, по другим, причем явно завышенным, данным, которые содержатся в работах известных антисталинистов (Р. Конквест, Г. М. Иванова, Т. М. Тимошина, В. Г. Белихин, Н. В. Петров, Н. Ю. Белых[41]), он составил порядка 550–600%, то есть до 8–9 млн. человек, и, наконец, по третьим — просто фантастическим — бредням еще одной группы таких же правоверных антисталинистов (Н. П. Шмелев, В. В. Попов[42]), к началу 1953 года в системе ГУЛАГа находилось не менее 12 млн. человек, что составляло 20% от всех занятых в сфере материального производства. Кроме того, серьезным фактором экономического роста стал труд 2,3 млн. спецпереселенцев (немцев, карачаевцев, калмыков, чеченцев, ингушей) и более 2 млн. немецких и японских военнопленных, работавших на строительстве сотен железных и шоссейных дорог, угольных шахт, рудников и других крупных промышленных объектов, в том числе Байкало-Амурской и Воркутинско-Норильской железнодорожных магистралей[43].
3) Быстрое и существенное сокращение численности вооруженных сил с 11,5 млн. до 3 млн. человек и, как следствие этого, значительный рост отряда промышленного пролетариата, что позволило в кратчайшие сроки обеспечить огромными трудовыми ресурсами (по разным оценкам, от 8 до 11 млн. человек) весь народно-хозяйственный комплекс, прежде всего крупнейшие промышленные стройки и предприятия тяжелой индустрии и оборонной промышленности.
37
Пянкевич В.Л. Восстановление экономики СССР (середина 1941 — середина 1950-х гг.): Историография. СПб., 2001.
38
Дроздов В.В. Современная зарубежная историография советской экономики в 1940-е гг. М., 1998.
39
Зубкова Е.Ю. Общество и реформы, 1945–1964. М., 1993; Попов В.П. Экономическое и социальное положение советского общества в 40-е гг.: Автореф. дисс. д-ра ист. наук. М., 1996; Попов В.П. Экономическая политика советского государства. 1946–1953 гг. Тамбов, 2000; Зима В.Ф. Голод в СССР 1946–1947 годов: происхождение и последствия. М., 1996; Безбородов А.Б. Власть и ВПК в СССР середины 40-х — середины 70-х годов // Советское общество: будни холодной войны. М., 2000; Богданов Ю.Н. Министр сталинских строек. 10 лет во главе МВД. М., 2006; Белых Н.Ю. Экономика ГУЛАГа как система подневольного труда (на материалах Вятлага 1938–1953 гг.). М., 2011; Баев Е.В. Развитие системы управления советской экономикой в послевоенный период (1945–1953 гг.). Дисс. канд. ист. наук. М., 2021.
40
Земсков В.Н. ГУЛАГ (историко-социологический аспект) // Социологические исследования. 1991. № 6–7; Пихоя Р.Г. Советский Союз. История власти. 1945–1991. М., 2000; Козлов В.А. Социум в неволе: конфликтная самоорганизация лагерного сообщества и кризис управления ГУЛАГом (конец 1920-х — начало 1950-х гг.) // Общественные науки и современность. 2004. № 5–6; Алексопулос Г. Истребительно-трудовые лагеря. Переосмысление игры слов Солженицына // Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст. М., 2020.
41
Конквест Р. Статистика принудительного труда // Демографические процессы в СССР в 1920-1980-е гг.: (Современная зарубежная историография). М., 1991; Иванова Г.М. ГУЛАГ: государство в государстве // Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал. Т. 2. Апогей и крах сталинизма. М., 1997; Тимошина Т.М. Экономическая история России. М., 1998; Белихин В.Г. История экономики: факты, даты, цифры, реформы. М., 1998; Петров Н.В. История империи ГУЛАГ. М., 2006; Белых Н.Ю. Экономика ГУЛАГа как система подневольного труда (на материалах Вятлага 1938–1953 гг.). М., 2011.
43
Бугай Н.Ф. Немцы в структуре производительных сил СССР: трудовые армии, рабочие батальоны (40-е гг.) // Немецкий российский этнос: вехи истории. М., 1994; Галицкий В.П. Вражеские военнопленные в СССР (1941–1945 гг.) // Военно-исторический журнал. 1990. № 9.