Андрей Сахаров… не приводит ни одного доказательства, разве что говорит о языковой близости исчезнувших южнобалтийских племен и ильменских славян… Но зато переиначивает летописца Нестора так, что даже страшно: «Когда Нестор говорит о варягах, он пишет: есть норвежцы, шведы, есть датчане, а есть варяги – «русь». То есть он перечисляет определенные этносы и среди них отдельно выделяет скандинавский и отдельно – варяго-русский этнос».
Ничего подобного Нестор не писал, «норвежцев» и «датчан» не «перечислял» и уж тем более «скандинавский этнос» не «отделял»! У него написано так: «И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы…»
Зачем же так искажать источник, уважаемый директор Института российской истории?! Это уже не наука, а пропаганда» («Известия», 28.07.2004).
И таким образом искажает первоисточник, то есть совершает надругательство над исторической наукой, не какой-нибудь воспаленный дилетант, а академик, на тот момент директор Института российской истории.
Норманская теория, теория норманнского, западного происхождения русской государственности и Русского государства, возникла в XVIII веке не где-нибудь на стороне, на Западе, а в России, в Санкт-Петербурге, в научном, интеллектуальном центре страны – в Академии наук.
И основатели академии, академики Готлиб Байер и Герард Миллер, возвели теорию не на голом месте, а исключительно на фундаменте русских летописей.
Создателями и первыми членами Петербургской академии наук были исключительно иностранцы. В том числе и европейски знаменитые ученые Леонард Эйлер, братья Иоганн и Даниил Бернулли… Первый русский академик – Ломоносов – появился только в 1745 году, через двадцать лет.
Я не из числа тех, кто любит возмущаться «засильем иностранщины». А по отношению к тем временам, считаю, это подло и неблагодарно. Ибо иностранцы создавали русскую науку. Другое дело, что были среди них и такие, что свысока или высокомерно снисходительно относились к «русским аборигенам». Равно как и среди русских были те, кто ничего не мог предъявить науке, кроме своего местного урождения, и недостаток таланта оправдывали «немецким засильем».
Старый и вечно новый, как мир, сюжет.
Но очевидно, что уже к середине XVIII века в академии возникла атмосфера смутно обозначенного противостояния. И когда Готлиб Байер написал работу о варягах, а затем, почти через двадцать лет, Герард Миллер сделал попытку выступить на торжественном собрании Академии наук с речью «О происхождении народа и имени Российского», вспыхнули далеко и не только научные страсти. Вспомним еще раз слова Ключевского: «Причиной запальчивости этих возражений было общее настроение той минуты… Речь Миллера явилась не вовремя; то был самый разгар национального возбуждения».
В борьбе с норманской теорией впопыхах, в порыве ущемленного самолюбия, «в разгаре национального возбуждения» изначально неправильно был сформулирован вопрос. Говорили не о призвании, а вообще о варягах!
Одни утверждали, что варяги – это славяне. Обратимся к языку – самому надежному свидетелю. Если Рюрик был южнобалтийским славянином, как говорится в интервью Сахарова, то и его имя – славянское. Как же может быть иначе? Однако Рюрик – это совсем не Ростислав, к примеру… Аскольд и Дир – тоже. Хорошо, три имени ничего не доказывают и не опровергают. Но летописец Нестор приводит ряд имен в неоспоримом контексте – послы киевского князя Олега подписывали с византийскими императорами Александром, Львом и Константином договор, который начинался так: «Мы от рода русского – Карлы, Инегелд, Фарлаф, Веремуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост, Стемид – посланные от Олега, великого князя…» (Повесть временных лет).
Мы – от рода русского… То есть это все имена русские (варяжские). Но не славянские.
Другие выдвигали теории, что это – литовцы, а третьи – что варягов вообще не было. Но куда ж от них денешься, если вот они, имена.
И потому четвертые говорили, что да, варяги были, но в очень небольшом количестве и в русской истории никакой роли не сыграли.
От кривой палки не бывает прямой тени. Неправильный вопрос неизбежно порождает двусмысленный ответ. Разгорается борьба. В ходе которой окончательно теряется существо дела.
Но так или иначе, а именно идеологи от истории и историки от идеологии навязали нации два исторических комплекса: норманнский комплекс и комплекс «татаро-монгольского» ига. Для них это – «борьба», занимающая их жизнь и дающая им пропитание.