Что-то выбило ее из равновесия, из нейтрального положения между безумием и глупостью, и Ева явственно ощущала, что если в ближайшее время не придет в себя, то придет в одно из этих двух состояний. Глупостью было бы жить так, как прежде, словно ничего не произошло, а безумием - жить дальше по чужим правилам. Поверить Хильд означало наступить на те же грабли.
В прошлой жизни в другом мире Ева сочла бы свою соседку очень милой девушкой, приветливой, общительной, обаятельной. Такие люди неизменно заслуживают доверия и положительного к себе отношения. Точно так же, как и Лавина - обаятельная, Киней - надежный, Аристарк - милый, Квинт - приветливый. Они все только казались, но не являлись таковыми. Кто может поручиться, что с Хильд не произойдет такая же история?
Тут, видимо, пришло время для первого на сегодня мероприятия: по коридору разнесся топот множества солдатских ног, бряцанье ключей и скрип дверей камер. Из камер по очереди выходили люди. Это были мужчины разных возрастов, все в одинаковых серых безрукавках и темных штанах. Все в ссадинах, синяках и шрамах. Впереди этой толпы важно вышагивал, а точнее, почти перекатывался на своих коротеньких толстых ножках надзиратель Аским. Среди его седеющих волос проглядывала лысина, а усы и бороду он носил коротко стриженные по последней моде.
-Все поднимайся! - громко призывал он всех вместе и никого в отдельности. - Пришел ваш время на тренировка! Выходим, выходим, ребята, выходим!
Он прошествовал по коридору мимо всех камер, даже не заглянув ни в одну из них, а за ним постепенно собралась процессия из заключенных и охраны.
-Эй, Ева, пойдем скорее, нам нужно идти на площадку! - зашептала Хильд над самым ухом соседки. - Идем, а то, если ты прогуляешь, и об этом узнает Констанс… Можно ждать чего угодно, он не терпит неповиновения!
Дверь в их камеру уже была открыта, и на пороге в ожидании стоял охранник.
-Ну, чего копаемся? - нетерпеливо спросил он, постукивая по решетке ключом.
Хильд еще секунду подумала, выдохнула и сделала самое кроткое выражение лица, на какое была способна.
-Кажется, моей соседке нездоровится. Она пропустит сегодня тренировку.
Мужчина безразлично пожал плечами.
-Мне все равно. Поторапливайся.
Когда Хильд-Нарцисс вышла, закрыл за ней камеру и добавил, обращаясь то ли к Хильд, то ли к Еве:
-Меня это не касается. Отдуваться придется вам, когда господин Констанс узнает.
Они последними покинули блок, и входная дверь со скрежетом закрылась за ними на тяжелый засов.
Ева осталась одна в полной тишине. Значит, в ближайшие четыре часа никто не будет ее трогать, читать морали и выводить из себя. Девушка надеялась за это время успокоить бушевавшие внутри стихии, подавить необоснованную агрессию и может быть даже забыться глубоким сном.
Но как бы не так! Те слова Хильд, что она сказала утром, не давали ей покоя. Если она сдастся, это и будет как раз то, чего ждет от нее Квинт. Если бы он хотел ее смерти, она бы сейчас тут не торчала. Он мог отправить ее в мир иной еще в тот злополучный вечер, и она бы сейчас беззаботно обсуждала там с Винсенсом и покойной женой Квинта его нынешнее положение. Но нет. Она еще жива, а значит, он не хотел для нее такого простого конца. Он хотел сломить ее дух, поиздеваться напоследок. И пока что все идет к исполнению его желаний.
Такие мысли отнюдь не способствовали восстановлению спокойствия. Она не знала, как поступить. Вдобавок к душевным переживаниям давал о себе знать истощенный организм. Пара яблок, любезно оставленных Хильд около ее головы, так и манили своим восхитительным ароматом.
После безуспешных попыток пересилить низменные инстинкты, Ева все же села на матрасе, с трудом шевеля онемевшими конечностями. Стоило только сделать один укус - и остановиться было невозможно. Оба яблока ушли мгновенно. И почти сразу же Ева почувствовала, как накопившаяся за долгое время жидкость давит на мочевой пузырь. На ватных ногах она доковыляла до ведра, еле-еле не теряя равновесие, и обратно. Тяжело опустилась на тюфяк.
Делать было нечего. Раньше в такой ситуации она принялась бы за медитацию. Но то было раньше. Теперь же никаких душевных и физических сил не хватало даже, чтобы просто сесть прямо. Весь организм как будто боролся с агрессивной средой. Ева ощущала, как ускоряется ее пульс и становится жарко. Она легла на другой бок, хрипло и учащенно задышала и вскоре провалилась в глубокий сон без сновидений.
Глава 19.2
Ее разбудил шум от соседей по блоку, которые возвращались в свои камеры после тренировки. Но из забытья она выплыла совсем ненадолго, успела только услышать радостный шепот Нарцисс по поводу съеденных яблок.
В другой раз ее бесцеремонно вернули к реальности чьи-то грубые руки. Двое мужчин, как и вчера.
-Эй ты, поднимайся! Вставай давай!
Ева еще не успела прийти в себя, а мужчины уже тащили ее силком через камеру и дальше по коридору, причем на пороге она больно ударилась коленями. Попыталась кое-как встать, чтобы идти самой. Они направлялись в сторону кабинета Констанса. Тут она вспомнила рассказ Хильд про ночь в мужской казарме и осознала возможные последствия своих действий. В сердце стала зарождаться паника. Ева мудро рассудила, что не стоит в данный момент показывать свои чувства, а для начала оценить обстановку и посмотреть, что будет дальше.
Поэтому, когда охрана втолкнула ее в кабинет хозяина, девушка бросила на окружение быстрый взгляд исподлобья и опустила глаза, изображая покорность и безразличие. В кабинете на этот раз за соседним столом сидел еще один мужчина, неприметный, невысокого роста, с увеличительной линзой в глазу. Он работал над какими-то бумагами и, видимо, в данном заведении исполнял обязанности секретаря, бухгалтера или помощника.
Констанс восседал в кресле в расслабленной позе. На нем был жилет с черным воротником, и ногти свои он тоже зачем-то выкрасил в черный.
-Оставьте нас, - приказал он своим подчиненным, и все, включая секретаря, тут же устремились за дверь. Затем он укоризненно уставился на Еву своими выразительными глазками, скорее всего ожидая от нее хотя бы подобающего приветствия. Но девушка упорно молчала, и ему было невдомек, что мысли ее занимало совсем другое.
-Эдельвейс! - рявкнул он с таким напором, что Ева против воли вздрогнула. - Смотри на меня, когда я к тебе обращаюсь! Когда видишь меня, нужно поздороваться! Ну?
Он в ожидании скрестил на груди руки и сердито свел брови, но ответа не дождался, поэтому продолжил подозрительно вкрадчивым тоном, не предвещающим ничего хорошего:
-Я слышал, ты сегодня не пошла на тренировку и прогуляла общественные работы? Ты, якобы, себя плохо чувствуешь?
И он с размаху влепил ей пощечину. Так, что она потеряла равновесие, отшатнулась назад и закрыла горящую щеку рукой.
- Может, так ты почувствуешь себя лучше?
Его голос сорвался почти до крика. Другой рукой он еще раз ударил ее по лицу, затем с силой пнул ногой в живот, а когда она согнулась пополам, еще раз ударил сбоку и повалил ее на пол. Затем последовали удары ногами в грудь и живот, и в это же время он с расстановкой произносил:
-Я. Же. Сказал. Что. Меня. Нужно. Слушаться. Всегда. Ясно? Ясно? Ясно?
Тут он остановился перевести дыхание и снова выразительно глянул на Еву. Она решила, что он ждет от нее какого-то ответа.
Все тело невероятно болело. Хоть она пыталась закрываться от ударов руками и ногами, но легче не становилось. Во рту появился привкус крови: во время одного из ударов по лицу он выбил ей часть зуба, благо, не переднего, но она его случайно проглотила. Общая слабость и отсутствие питания давали о себе знать, и даже от нескольких ударов средней тяжести она могла потерять сознание. Не было сил больше терпеть, и она сочла за лучшее кивнуть в ответ на вопрос хозяина. Однако тот по-прежнему остался недоволен. Он с нажимом прогремел: