Кроме крови на груди, на коже нет ни следа. Что почти злит меня. Ничто больше не бросает мне вызов. Я сжимаю челюсти и оборачиваюсь, масса людей расходится, как Красное море, оставляя мне открытый путь к выходу.
— Деньги за ставки. — Один из парней постарше, заправляющих этим дерьмом, сует мне в грудь скомканные купюры. Я смотрю на него, потом снова на него.
— Оставь это. — Я хрюкаю.
Я не нуждался и не хотел этих денег. Он мог поиметь все это, я не боролся за деньги. Я дрался, потому что иначе я бы кого-нибудь убил.
Я быстро сгребаю свою кожаную куртку, легко перебрасывая ее через плечи. Моя футболка была где-то в грязной траве, и я не чувствовал необходимости ее искать.
Мое дыхание начинает регулироваться, когда я иду к машине. Даже если драка будет безобидной, если высвободить хотя бы немного ярости, я смогу сегодня уснуть. Учитывая все происходящее, я не мог позволить себе потерять сон.
Музыка полилась из динамиков, как только я повернул ключ. Звук тяжелый и волнующий. Левая рука крепко сжимает руль, я смутно вижу белизну под окровавленными костяшками пальцев. Они пульсируют так сильно, что это почти приятно.
Я быстро включаю передачу, готовый ехать в дом моих родителей. Двадцать восемь тысяч квадратных футов, девять основных спален, десять запасных, семь ванных комнат, двадцать шесть акров, и до сих пор не хватает места между мной и моей семьей. Моя хватка усиливается, я должен был лететь на Восточное побережье в следующем месяце. Между ними и мной целая страна.
Вместо этого я заперт здесь как минимум еще на год в погоне за призраком.
Поворачивая направо, я поворачиваю на нашу подъездную дорожку. Мощеная дорога, покрытая высокими деревьями, на мгновение остановилась перед большими воротами, блокирующими вход. Я нажимаю кнопку на пульте дистанционного управления, чтобы автоматически открыть их, проехав мимо них и войдя в поместье моей семьи.
Обогнув безвкусный мраморный фонтан впереди, я легко въезжаю на свое парковочное место. Здесь нет обычных машин, значит, никого нет дома. В любом случае, это не имеет значения, даже когда они здесь, я невидим для них.
Как всегда.
Молния рассекает небо за домом, освещая туман на долю секунды, прежде чем гром сотрясает землю под ногами, когда я иду к двери. Клавиатура светится под моим прикосновением, вводя пароль и шагая внутрь.
Когда мои родители и брат здесь, этот дом сияет светом. Его свечение видно сквозь деревья на дороге. Экстравагантные вечеринки, празднование подстриженного ногтя, семейные ужины, на которые меня никогда не приглашали. Но когда они уходят, остаются только я и темнота.
Мои ботинки эхом отражаются от пола, шаг за шагом, пока я не включаю кран на кухне. Я опускаю опухшие руки под теплую воду. Кровь начинает течь в канализацию, часть ее все равно. Кое-что застряло между пальцами, уже засохло.
В доме не должно быть шума. Все должно быть так, как всегда, когда я здесь.
Мертвая тишина.
За исключением того, чего нет. Мои уши дергаются, улавливая знакомый щелчок, сопровождаемый свистом свечения кремня.
— Пытаешься меня напугать? — говорю вслух, медленно вытирая руки, прежде чем оборачиваюсь.
Я вглядываюсь в темноту гостиной, лицо Рука освещается единственным пламенем его зажигалкой, когда он щелкает ею между костяшками пальцев и пальцем. Я замечаю одиночную бриллиантовую спичку, лежащую у него во рту, а алый кончик выглядывает сбоку.
Он откинулся в кожаном скошенном кресле, сложив руки по бокам, и смотрит на меня сквозь темноту.
— Если бы хотел, ты бы меня не услышал. — возражает он.
Я перемещаюсь в кресло напротив него. Потянув за шнурок лампы, она осветила комнату янтарным светом. Как только я погружаюсь в несвежий материал, упираясь руками в колени, слышу приближающиеся шаги позади меня. Я не оглядываюсь через плечо.
— Тэтчер. — Здороваюсь, когда вижу, как его тень проходит мимо меня, садясь слева от нас.
Тэтчер ростом шесть футов четыре дюйма (193 см) — самый высокий в группе. Не то чтобы ему нужен рост, чтобы кого-то напугать.
Он закидывает одну ногу на другую, лодыжка упирается в колено. — Убери свои камни, чтобы разбить голову какому-то бедняге, Али?
Я скриплю зубами, этот напыщенный мудак знал, что я ненавижу, когда меня так называют. Известно, что пока мы были друзьями, но это был бы не он, если бы не пытался залезть кому-то под кожу.