Жаждала этого. Сделала все бы. Умерла.
— У тебя обида на эту ручку? — спрашивает он, по-прежнему глядя в переднюю часть класса.
Похоже, я не единственная, кто использует их периферийное зрение в данный момент.
Его голос ничего не делает, кроме как возбуждает меня еще больше. Я имею в виду, почему он вообще здесь? Он вообще ходит на этот урок?
Меня раздражает, что он меня так разводит.
В этом нет ничего неожиданного, но можно подумать, что он принесет хотя бы лист бумаги и карандаш, даже книгу? Кто приходит в класс без принадлежностей?
Такие люди, как он, всегда меня беспокоили. Те, кто позволяет деньгам родителей решать все свои проблемы. Они никогда не понимали, что значит борьба, потому что мама и папа помогали им во всем.
Конечно, люди в этом городе боялись его. Его и его бешеных псов.
Но кем они были, если не четырьмя избалованными мальчишками, которым нравилось закатывать истерики? Я имею в виду, что они не были убийцами, ради всего святого, иначе они были бы в тюрьме! Они просто стая богатых детей с плохим поведением.
— Ты вообще в этом классе? — Как только я это говорю, я хочу взять слова обратно. Не потому, что я не хочу этого, а потому, что я знаю, что он ответит.
Я даже не должна признавать его. Но мой рот никогда не умел держать язык за зубами, особенно когда я раздражена.
Мы сидим в тишине, и я надеюсь, черт возьми, он меня не услышал. Так я смогу забыть, что вообще говорила, и выйти из этого класса без единой царапины.
Он небрежно поворачивает голову, глядя прямо мне в профиль, словно не может поверить, что я тоже что-то сказал.
— Нет. — Это все, что я получаю.
Просто оставь это в покое, Брайар. Оставь его.
— И что, ты просто сидишь в любом классе, в котором хочешь? Это привилегия, что твоя фамилия на табличке за пределами библиотеки? — Я смотрю на него, его темные глаза наблюдают за моим лицом.
Да пошло оно. Я собираюсь дать ему понять, что я не боюсь ни его, ни его друзей. Возиться со мной - не лучшая идея.
Ухмылка расплывается на его губах, и я не могу не задаться вопросом, как бы он выглядел, когда улыбался. Если бы это простое движение хоть немного смягчило его черты.
— Осторожнее, — предлагает он, — я бы не стал говорить о вещах, которых ты не понимаешь. Ты понятия не имеешь, какие привилегии у меня есть из-за моей фамилии.
Я закатываю глаза, крепче сжимая ручку в руке, словно она собирается меня как-то защитить.
— О, я все понимаю. Единственный способ избавиться от того, что тебя пугает, — это встретиться с этим лицом к лицу, разрушить его, чтобы он превратился в вредителя. — Ты шикарный мальчик, у которого, наверное, отобрали AMEX? Ты наказываешь маму и папу за то, что они отстранили тебя от твоего Ламбо? Надоел твой экстравагантный образ жизни и хочешь доставить немного неприятностей? Преодолеть себя и добро пожаловать в каждое клише богатого подростка. Ты не особенный.
Ой, Брайар, это было жестоко. Больше, чем мне бы хотелось, но я хотела ясно дать понять, что не позволю ему или его сумасшедшим друзьям помыкать мной. Я отказалась быть здесь невидимой, Брайар.
Не похоже, чтобы они могли что-то сделать со мной.
Ничего особо вредного.
Однако я не уверена, что это правда, так как считаю тиканье в его челюсти.
Во-первых, тренирует ли он челюстные мышцы?
Во-вторых, ему следует побриться.
В-третьих, блядь.
Он испускает темный вздох, который раздувает его нос, наклоняя шею ровно настолько, чтобы сломать ее. Честно говоря, он не собирается бить меня на глазах у всех этих людей. Теоретически я недостаточно хорошо его знаю, чтобы знать, что он этого не сделает.
В настоящее время я схожу с ума, пытаясь понять, как это исправить, прежде чем он взорвется.
Он снова поворачивается ко мне лицом, наблюдая за мной глазами с ямами вместо глаз, протягивает руку, хватая за ножку моего стула и дергая меня к себе. Я не могу понять, скрипит ли это кресло или я. В любом случае, мое лицо пылает ярко-красным, потому что я знаю, что люди смотрят.
Я издаю неловкий звук уф, когда угол моего сиденья сталкивается с его. Та самая рука, на которую я смотрела, начинает ползти вверх, чтобы схватить меня за бедро, его пальцы грубо сжимают меня так, что джинсовая ткань натирает меня И вдруг я разрываюсь между двумя половинками себя.
Часть меня, которая хочет дать ему пощечину за то, что он положил на меня руку, и часть меня, которая пульсирует от тепла его пальцев на внутренней стороне бедра. Опасно близко к моему центру.
Его дыхание шлепает меня по лицу, скользя по моим губам и щекам. Я чувствую запах его кофе, его утренней сигареты и ароматизированной жевательной резинки, которую он жует.