но девчонка, спешит укрыться в ее объятиях.
- Я ничего не стою, но ведь ты же любишь меня, правда, тетя Сара?
- Тебя люблю и я, и все в этом доме любят и высоко тебя ценят во всем. Думаю, что никто не
был бы способен сказать тебе обратное.
Ее взгляд снова стал враждебным, остановившись на примирительно улыбающейся Веронике.
- А, так это была ты, не правда ли, Вероника? Ну, конечно же, это ты сказала ей какую-нибудь
грубость, или эти свои сомнительного вкуса шутки, которые ты имеешь обыкновение применять. Ты
отлично знаешь насколько чувствительна Вирхиния, и как меня беспокоит, когда говорят что-нибудь, что может ее огорчить.
- Ты несправедлива, мама. Вероника не сделала абсолютно ничего, и не сказала ничего, что мог-
ло бы огорчить кого-нибудь, – возражает Джонни.
- Я знаю Веронику лучше тебя… И знаю ее дурные привычки…
- С Вашего позволения, тетя… Если я не нужна Вам, то я пойду в свою комнату.
9
- Вероника!..
- Оставь ее!..
- Но, мама, я не могу оставить ее. Ты сказала ей неприятные вещи без какого-либо повода, без
всякой причины. Ведь это был я, я отвечал Вирхинии, когда ты вошла… С твоего позволения, мама.
- Это уже слишком!.. Джонни… Джонни!
- Не зови его. Не сердись на него, тетя Сара, не говори ничего. Я не хочу, чтобы из-за меня кто-
нибудь огорчался. По мне, так не важно, что остальные меня не любят… Ты меня любишь – и этого
довольно!
***
- Вероника… я хочу попросить тебя, чтобы ты простила мою мать…
- Ой!..
Вероника медленно обернулась, услышав вблизи голос Джонни де Кастело Бранко. Он стоит в
глубине большой террасы, обращенной на парк, вдыхая густой, насыщенный вечерними майскими
ароматами, воздух. На застекленной ротонде, под голубыми небесами, Вероника кажется еще более
ослепительно красивой, несмотря на тень грусти, которая видна в ее глубоких, блестящих глазах.
- Она плохо обращалась с тобой без всякой причины.
- Не волнуйся, я уже привыкла.
- Что ты говоришь?
- Ничего, что должно обеспокоить тебя, Джонни. Симпатиям и неприязни не прикажешь. У ме-
ня не было случая понравиться тете Саре…
- Это немыслимо. Почему?
- Вирхиния всегда была ее любимицей, с того самого дня, как в десять лет она осиротела и стала
жить в этом доме, где уже приютили и согрели меня …
- Ничего особенного, твой отец был двоюродным братом моего; они были друзьями-
товарищами с детства.
- Да. Я слышала этот рассказ: товарищи в безумствах и сумасбродствах. Мой отец разорился, потому что полюбил. Как говорят, он швырял деньги полными пригоршнями, проживал безрассудно
свою судьбу и жизнь, все промотал и умер в тридцать лет на нелепой дуэли из-за вульгарной женщи-
ны…
- Кто тебе это сказал?
- Весь свет Рио-де-Жанейро знает это. Тетя Сара лично рассказывала эту историю много раз в
моем присутствии, когда я была еше ребенком.
- Это непростительно для мамы!..
- Почему непростительно?.. Она могла не подозревать, что я преждевременно разгадаю полови-
ну ее слов, ее завуалированных намеков. Но даже несмотря на все это, годы этом доме были самыми
счастливыми в моей жизни.
- Как же так?
- До тех пор, пока не приехала Вирхиния, моя тетя любила меня больше… Потом стала очевид-
на разница между кротостью Вирхинии и моей резкостью, ее дипломатичностью и моей задиристой
прямотой, ее усердием и моей нерадивостью, моей неудержимой, пылкой натурой и ее кроткой и неж-
ной… естественно, что тетя выбрала покорное, послушное существо, которое, не протестуя, смиря-
лось с ее капризами; она предпочла ее существу мятежному и отважному, какой учил меня быть отец.
Что ты хочешь? У меня множество недостатков, и тетя Сара не желает прощать их мне.
- А мне ты кажешься очаровательной… Восхитительной, необыкновенной!
- Ты – самый любезный мужчина, которого я знала в жизни. Я знаю, какая я на самом деле; я не
умею сражаться с хитростью и не хотела бороться с Вирхинией, чтобы завоевать сердце тети Сары. С
другой стороны мне дали не так уж много времени…
- Да, я уже знаю, что почти сразу же тебя поместили в частную школу, между тем, как Вирхиния
осталась дома.
10
- Она всегда была болезненной, здесь у нее были свои собственные учителя.
- К несчастью, ее образование не слишком выиграло от этого. Ты, наоборот…
- Я училась в колледже с самой строгой дисциплиной, который нашелся в столице; тетя Сара
считала, что мне дали то, чего не хватало. Меня заставляли учиться, и нет большой заслуги с моей
стороны. Я увлеклась спортом, игрой на фортепьяно и была там довольно счастлива; учителя меня це-
нили.
- Любой, кто общается с тобой, должен ценить и обожать тебя, Вероника.
- Не нужно преувеличивать. По той, или иной причине окончание колледжа задержалось. Когда
я вернулась в этот дом, я была чужой, а Вирхиния – избалованной девчонкой… С другой стороны, ты
уже увидел ее; она – слабая, избалованная, изнеженная, заливающаяся слезами в объятиях тети Сары, для того,чтобы та порадовала ее чем-нибудь. Ее капризы в порядке вещей в этом доме, не знаю заме-
тил ли ты это…
- Полагаю, что мой отец догадался, по меньшей мере, относиться к вам одинаково.
- Дядя очень хороший, понятно, что он всегда так занят. С тех пор, как ты приехал, мы чаще ви-
дим его. Он гордится тобой, представляя тебя инженером, и доволен твоим возвращением.
- Моя профессия инженера, как ты резонно сказала раньше, не служила ничему больше, чем
строительству воздушных замков. Почти десять лет вдали от семейного очага, я приезжал к вам на ка-
никулы, но, обычно, наши каникулы не совпадали.
- Вовсе нет… Просто тетя всегда предпочитала, чтобы я извлекала пользу от летних курсов. На
них я выучила языки, немного обучилась музыке, научилась плавать и фехтовать… В конце концов, идея оказалась неплохой.
- Фехтование?.. Мне было приятно, когда сказали, что ты была превосходной фехтовальщицей.
Знаешь, что у меня есть желание вызвать тебя на дуэль?..
- Когда захочешь, но уверяю, оно того не стоит.
- А что ты скажешь о прогулке верхом этим вечером?..
- Превосходно!.. Если только мы не опоздаем на ужин.
- Мы вернемся, когда ты захочешь. Иду распорядиться оседлать наших лошадей.
- Подожди… пожалуй, ты должен пригласить Вирхинию; по крайней мере, спроси ее, не хочет
ли она к нам присоединиться.
- Она очень плохо ездит верхом и сразу же устает; ей хочется ехать шагом в унылой карете, а
как только мы оставляем ее позади, она злится.
- Если мы не позовем ее, это не понравится тете Саре.
- Я беру на себя всю ответственность. Лучше мы поедем, не сказав никому ни слова… Или ты
не хочешь быть со мной наедине?
- Ради Бога, Джонни, какой вздор!
- Иногда мне кажется, что ты меня избегаешь, что тебе надоело мое постоянное присутствие.
- Ну что за чушь!..
- Если бы ты знала, что я чувствую… Если бы я был способен сказать тебе это…
Как всегда, он сдержался, прежде чем признание в любви сорвалось с его губ, как будто в
самой глубине этих черных, пылающих странным огнем, бездонных глаз Вероники, было что-то та-
кое, что сразу завораживает и пугает его.
- Что?
- Ничего… Хотел бы я знать о чем ты думаешь, постичь глубину твоей души, но душа эта за-
мкнута, так что, боюсь, мне никогда не понять ее…
- Ты неисправим, Джонни… Ну, так что, едем мы кататься верхом, или нет?
- Едем…
- Предупреждаю, что я приведу себя в порядок через пять минут и буду вынуждена ждать те-
бя…
- Любой мужчина способен одеться и раздеться пять раз за “минутку”, тогда как всякая женщи-
на, тратит уйму времени на переодевание.
- Ты такой психолог!..
11
- А ты – самое очаровательное создание, которое я когда-либо знал. Ты – словно солнышко