Теперь все кажется таким глупым. Но я все равно поднимаю подбородок и смотрю на него, мгновенно поглощенная его присутствием, глубиной его глаз.
— Я хочу им быть.
— Как так? — и он делает шаг ко мне.
Я делаю резкий вдох, пытаясь успокоиться. За моей спиной лишь дверь.
— Ты видела меня сегодня, — продолжает он. — Почему не поздоровалась?
Я облизываю губы, в горле пересохло, шардоне было ошибкой.
— Подумала, так будет неправильно.
Он нахмуривается сильнее, наклоняясь ближе.
— Почему?
— Потому, — говорю ему. — Это ощущалось неправильным.
Он выглядит так, словно хочет сказать что-то ещё, но сжимает губы. Наклоняет голову, пристальней разглядывая меня.
— Почему? — наконец говорит снова.
— Потому что, — медленно говорю я, встречаясь с ним глазами. — Иногда я чувствую, что я для тебя больше, чем ассистент. Потому что знаю, для меня ты больше, чем человек, выписывающий чек.
Его лоб хмурится, когда он выпускает неровный вздох. Его глаза - смесь страха и удивления, которую я хотела бы закупорить в бутылку, потому что она оставляет на мне отметину. На которую я буду оглядываться потом.
Он протягивает руку и хватает кончики моих пальцев.
Мое дыхание учащается, сердце скачет галопом.
— Таша, — говорит он, и я наслаждаюсь тем, как он произносит мое имя. Он сжимает мои пальцы. — Ты права. Ты для меня больше, чем ассистент. Нет смысла притворяться.
Я не хочу быть жалкой, не хочу быть слабой.
Но все же шепчу:
— Насколько больше?
Хотела бы я, чтоб мой голос не дрожал.
Он печально смотрит на меня и качает головой.
— Ужасно больше.
Затем резко вздрагивает и отворачивается, отпуская мою руку. Он прислоняется к двери, руки разведены в стороны, пока пытается дышать.
Я не хочу навязываться.
Нет, все же хочу.
— Основной мыслью моего письма было, — словно объясняю я, — что...
И замолкаю, потому что это проблематично, когда я пьяна.
Поэтому вместо того, чтобы закончить предложение, я протягиваю руку и кладу ее ему на спину.
Чувствую его жар под рубашкой, и его мышцы сжимаются под моим прикосновением.
Я ненадолго представляю себе, как прикасаюсь к его коже под рубашкой, как бы это ощущалось, пробежаться по ней руками, может и ногтями.
— Ты сказала, что не понимаешь, почему я провожу все своё время с тобой, — говорит он, и я чувствую эти слова на своей ладони. — Почему вместо этого я не со своей женой.
— Это не совсем то, что я сказала, — говорю ему, пытаясь выкрутиться.
— Нет, но это то, что я услышал, — говорит он и неожиданно оборачивается.
У меня нет времени отступить.
Или может, я выбираю остаться здесь, на своём месте.
Быть лишь в паре дюймов от него.
Я чувствую его запах, розмарин и мыло, вижу, как его пульс дико колотится в горле.
Не думаю, что когда-то хотела чего-то так сильно.
— И? — спрашиваю я.
— Скажи мне, кто я для тебя, — шепчет он, наклоняясь ближе.
Я втягиваю воздух. Боясь, что, если выдохну, то выпущу все свои секреты.
Теперь он близко, и воздух между нами резкий и острый. Может быть, мне даже не нужно говорить ни слова. Он может просто собрать все по крупицам, как археолог может определить год спустя миллиарды лет лишь из останков окаменелости.
— Скажи мне, — повторяет он, и я слышу крайнюю необходимость в его голосе. Я смею снова встретиться с ним глазами, его беспокойные, как айсберг, тающий быстрыми темпами.
Была, не была.
Я быстро наклоняюсь.
И целую его.
В губы. Прямой выстрел, вызывающий мурашки на моих руках, мои губы мягкие и влажные и податливые напротив его губ.
Мягкий стон, вылетающий из его рта, почти сокрушает меня, проникая глубоко-глубоко в самые темные уголки моего существа. Он разжигает меня, как топливо разжигает огонь. Опасно. Очень, очень опасно.
И тогда его рот открывается, язык мягко прижимается к кончику моего языка, и все, чего хочет мое тело - отбросить всю сдержанность.
Боже мой. Этот поцелуй.
Это пожар.
Он мог бы так легко поглотить нас.
Пока ничего бы не осталось.
Мы, черт возьми, сожжем этот мир дотла.
И нет лучшего пути, чем быть в огне с ним.
— Подожди. Я не могу, — бормочет он, отрывая рот, тяжело дыша. Его глаза покрыты мукой. — Ты не знаешь, что делаешь.
— А ты знаешь? — спрашиваю я, мои губы горят.
Скрип.
Дверь в коридор открывается, и мы оба разбиваемся, нет, рассыпаемся, как песок, и моя соседка тащится по коридору и в ванную, даже не глядя на нас.
Теперь мы остаемся с тяжелым одеялом сожаления, когда смотрим друг на друга, наши груди поднимаются, сердца барабанят, полностью осознавая, насколько это неправильно, осознавая, что это никогда не должно повториться снова.
Я хочу, чтобы это произошло снова.
Немедленно.
И, тем не менее, потому, как Бригс смотрит на меня, я понимаю, что он прежде всего расстроен, мощная смесь разочарования и печали.
— Я должен идти, — говорит он, бросая взгляд на ванную.
Я знаю, что хочу сказать и знаю, что не должна этого делать.
Но все же делаю.
— Ты уверен? — шепчу я. — Ты можешь остаться.
Бригс смотрит прямо на меня - в меня - и в его глазах я вижу мучительную битву.
— Я должен идти, — снова говорит он, на этот раз громче, словно пытается убедить кого-то ещё.
И что теперь?
— Ладно, — говорю я ему. — Ты ведь знаешь, что я пьяна, верно? То, что я послала тебе ... просто спиши это на пьяную Ташу, и у нас все будет хорошо. — Внезапно какая-то трезвая часть меня просыпается, постукивая по плечу, крича мне на ухо. Я не могу игнорировать это. — У меня все еще есть работа, верно? Я хочу сказать, я все еще хочу работать на тебя, и обещаю, что больше не буду тебя целовать.
Бригс посылает мне полуулыбку, которая кажется болезненной.
— У тебя есть работа так долго, как ты сама этого хочешь, — доброжелательно говорит он.
— А часть с поцелуями?
Он быстро кивает, отворачиваясь.
— Я спишу это на твое состояние и мы сделаем вид, что этого никогда не было.
И даже если мне больно это слышать, стирать этот прекрасный момент, я чувствую облегчение. Улыбаюсь ему и неловко протягиваю руку.
— Окей, тогда все отлично, — говорю ему. — Спасибо, что зашёл.
Он медленно приподнимает бровь, но кладет руку на мою и сжимает ее. Отпускает и поворачивается, чтобы открыть дверь. Затем останавливается и оглядывается через плечо.
— Знаешь, — говорит он. — Пьяна ты или нет, я могу читать тебя как книгу, а я могу сказать такое лишь о немногих людях. Не потому, что ты умеешь скрывать свои чувства, потому что ты, моя дорогая, этого не умеешь. Я могу сказать это лишь потому, что я знаю многое о тебе, и мне повезло быть одним из тех, с кем ты разделяешь свое истинное «я». — Он делает паузу.— Надеюсь, что после сегодняшнего вечера ты не перестанешь так поступать.
Я сглатываю.
— Даже если мое истинное « я» может некстати поцеловать тебя?
— Даже тогда, — кивая, говорит он. Открывает дверь и оглядывается. — Увидимся в понедельник.
Дверь закрывается со щелчком, который звучит слишком зловеще в такой крошечной квартире. Я громко выдыхаю и прислоняюсь к двери, как раз когда дверь ванной открывается. Моя соседка шлепает в свою комнату, даже не взглянув на меня.
Словно меня здесь нет.
Словно этого никогда и не случалось.
Но я знаю, что оно было.
Я все ещё ощущаю его губы на моих.
Глава 9
НАТАША
Лондон
Наши дни
«Я не хочу разочаровывать судьбу».
Я снова и снова продолжаю читать строчку за строчкой, отказываясь позволять им проникать в мое сознание, отказываясь позволять добраться до меня.
С кем-то другим, любым поклонником, я бы списала эти слова на избыток воображения или излишнюю любовь к лорду Байрону. Но из уст – или с клавиатуры – Бригса МакГрегора, я знаю, как много значат эти слова.