— Это говорит о том, что ты не одержим ничем, — говорю я ему. — Помнишь, когда я сказала тебе, что смотрела «Люди Икс» восемь раз, когда фильм вышел?
— Да. Я сказал, что ты сумасшедшая, — говорит он с небольшой гордостью. Затем тихо добавляет: — И я знаю, каково это быть одержимым чем-то.
Его глаза становятся грустными, и я отворачиваюсь.
— В любом случае, — говорю я, не обращая на это внимания, — ты смотрел «Головокружение» больше раз, чем можешь сосчитать, и ты говоришь, это потому, что каждый раз открываешь что-то новое о фильме.
— Возможно, я отлично понимаю образ Джеймса Стюарта.
Того, кто преследовал призрак женщины, которую он любил.
— Может быть, — я не знаю, что еще сказать. Мне столько всего хочется обсудить, но я не уверена, что ни один из нас не запаникует. Скользкую тему нельзя игнорировать и она будет следовать за нами повсюду.
Спустя несколько мгновений он делает длинный глоток пива и изучает меня, его глаза скользят по каждому дюйму моего тела. Он делает это так смело и открыто, или просто не осознаёт, насколько блаженно нервирует такой его взгляд.
— На самом деле рад видеть тебя, Наташа, — говорит он. — Просто вот так.
Как было раньше. Моя память возвращается назад к тем нескольким вечерам, когда мы вместе ходили в паб после долгого дня исследований для его книги. Кажется, те дни были так давно, и все же они сияют в моем сознании, как вчера. Я заказала бы свой «Укус змеи», или, может быть, если бы чувствовала себя модной, бокал вина, он бы взял свое пиво. И мы сели бы за столик или нашли бы кабинку и просто разговаривали часами. Как легко и отрадно это было, просто находиться в его присутствии.
И всякий раз, когда он не смотрел на меня, я впитывала его как губку. Все черты его лица, линии в уголках глаз, слегка приплюснутый кончик носа, резко очерченная челюсть, изгиб улыбки, который заставит вас подумать, что он планирует всевозможные дьявольские вещи - я бы приняла их все с чувством безудержного восхищения.
Даже сейчас я чувствую, что почва уходит у меня из под ног, потому что мои глаза продолжают тянуться к тому же самому лицу, и моя увлеченность перерастает в нечто вроде голода. Все время пока мы сидим здесь, в пабе, так же, как в старые времена, воздух между нами танцует с электричеством намного ярче, чем раньше. Он жужжит. Препятствия все еще существуют - на этот раз это наш общий стыд, разрушительное горе, а не то, что правильно и неправильно - но осмелюсь сказать, что они почти закрыты чем-то гораздо более мощным.
Возрождением к жизни.
Вожделением.
Нуждой.
Более мощный коктейль, чем тот, что у меня в руках.
Тем не менее, я допиваю остальную часть своего коктейля, голова плывет. Знаю, я ничего не сказала ему в ответ, но это не выглядит неловко. Может быть, это говорит выпивка.
— Хочешь еще? — спрашивает он, пока Макс околачивается рядом и ждет. Я замечаю, что пиво Бригса тоже закончилось.
— На этот раз я буду сидр, — говорю ему. — «Магнерс», пожалуйста.
Макс кивает, кажется, с облегчением. Уверена, если б я заказала ещё один «Укус змеи»», он бы отмахнулся от меня.
— Как твоя книга? — в конце концов, спрашиваю я Бригса. Это кажется безопасной темой.
Его брови приподнимаются, и он криво усмехается мне.
— О, я все ещё пишу ее.
Мне хочется прокомментировать, насколько он медленный, пошутить, но, уверена, в последние годы он писал не слишком много.
И я права. Он говорит:
— Если честно, я перестал писать, как только ты ушла. Даже не заглядывал туда. — Наклоняет голову ко мне. — Хочешь снова быть моим ассистентом?
Я поднимаю брови.
— Я?
— Да, ты, — говорит он. — Ты была практически музой.
Я морщусь, извиняясь.
— Не могу. Мне столько всего нужно сделать. Наверстать упущенное. Ты же знаешь, я не могу провалить этот год. Это мой второй шанс.
Он кивает.
— Не надо объяснять. Я все понимаю.
И все же идея каждый день видеть его притягивает меня, словно это моя зависимость.
— Но, может быть, ты мог бы обсуждать со мной идеи, — медленно говорю я. — Это может помочь. Я чувствую, что знаю почти столько же о предмете, как и ты.
— Вероятно, так и есть, — говорит он мне. — Расскажи, что ты помнишь.
— Я помню ночи, подобные этой. Длинные дни в твоём кабинете, тебя, сидящего за своим компьютером, яростно печатающего. Меня, читающую очень скучный текст, описывающий забавные темы.
Я помню ночь, когда поцеловала тебя.
Помню ночь, когда ты поцеловал меня.
Нежность появляется в его голубых глазах.
— Что ты помнишь о самом исследовании?
Он проверяет меня и мои знания, как профессор.
И я решаю впечатлить его. Я помню все.
Самоуверенно начинаю с главного. Китон, Чаплин, Ллойд. Описываю их биографии, ранние работы, критику. Взлёт и падение. Неизбежные трагедии, напоминающие вам о том, что ни одна жизнь не защищена от боли, даже жизни комиков.
Все это время его восхищённые глаза прикованы ко мне, гордость в них становится чем-то другим, чем-то более темным. Глубоким. Он наклоняется ближе, и мои глаза долго смотрят на его губы. Мой разум ненадолго замедляется, размышляя о том, каково это будет, поцеловать его снова. Как замечательно будет почувствовать это снова? Как сильно это разрушит меня?
— Вот так, — говорю я, заканчивая, мое дыхание прерывистое от того, что я сказала так много. Я делаю несколько больших глотков сидра, пока он смотрит на меня, восхищённый. И кошусь на него.
— Что? Не говори мне, что я в чём-то не права. Я знаю, что нет.
Он облизывает губы, затем сглатывает. Я смотрю, как двигается его адамово яблоко.
— Нет, — говорит он, быстро качая головой. Его глаза загораются. — Это было потрясающе.
Я ухмыляюсь, наслаждаясь выражением на его лице.
— А то. Кажется, ты забыл, с кем имеешь дело.
— Нет, нет. Я не забыл.
После этого наша беседа превращается в лёгкую болтовню. Мы заказываем больше напитков, разговариваем и смеемся. Я дразню его, люблю это делать, и он отвечает тем же. Мир вокруг нас, кажется, исчезает, шум в пабе уменьшается, пока его голос, этот гладкий шотландский акцент - это все, что я слышу, отражаясь в ушах, груди и костях. Нас окружают наши маленькие коконы, и невозможно сосчитать минуты или часы.
В конце концов, Макс стучит по стойке.
— Мы закрываемся, приятель, — говорит он.
Я поворачиваю голову и медленно моргаю. Свет очень яркий. Мой мозг затуманен, лицо покраснело, пока я смотрю на остальную часть паба. Никого не осталось. Здесь лишь мы.
Я посылаю Бригсу застенчивую улыбку.
— Кажется, здесь уже закрыто.
Бригс выглядит таким же удивлённым. Он достаёт кошелёк и кладёт несколько банкнот на стол.
— Кажется так.
— Позволь заплатить половину за себя, — говорю я и тянусь к сумочке на спинке стула.
— Дорогая, я бы на твоём месте и не мечтал об этом, — пренебрежительно говорит он. Затем отдаёт деньги Максу и смотрит на часы над кассой. — Полдвенадцатого. Ты должен был давно выгнать нас, Макс.
— Неа, — говорит Макс, беря деньги. — На вас двоих было очень интересно смотреть.
Взгляд Бригса скользит ко мне, в его глазах жар от действия алкоголя. Я чувствую внезапное желание продолжить вечер, чтобы увидеть, куда он может привести. Я нетрезвая и довольная, и я не готова прощаться со всем этим. Именно такая комбинация заставляет вас пить после того, как вы должны были остановиться, независимо от того, правильно или неправильно, хорошо или плохо, раннее это утро или нет. В данный момент, последствия не имеют значения. Они неопределенные, и беспокоиться о них придется позже.
Я встаю с табурета, пытаясь сохранить равновесие, но рука Бригса оказывается рядом и крепко держит меня, поддерживая.
— Спасибо, — говорю ему, неуклюже хватая свою сумочку.
Он отпускает меня, но делает шаг вперед, пока я не чувствую тепло его тела. Он изучает мой рот, а затем наклоняется вперед, осторожно проводя большим пальцем по моим губам.