— Все в порядке, лапочка, — говорит Лаклан, протягивая ей руку. Она подходит и прислоняется к нему, уставившись на меня. — Мы с Бригсом просто говорили о женщинах.
— Надеюсь, хорошее.
— Тогда мы определенно говорили не о тебе, — шутит он.
— Эй, — говорит она, тянется к его груди острыми ногтями и сжимает сосок.
Лаклан корчится, выпуская звук, похожий на хихиканье или визг, звук, который я никогда не слышал, чтобы он испускал раньше. Если бы я знал, что щипание сосков было его криптонитом, я мог бы заработать немного денег, продавая эту информацию командам-соперникам.
— В любом случае, — говорит Кайла, наконец, отпуская Лаклана. — Я просто хотела сказать тебе, что Наташа потрясающая.
— Что ж, хорошо. Я тоже так думаю.
— Нет, я серьезно, — заявляет она. — Мне неприятно это говорить, но теперь я начинаю смотреть на тебя, как на моего брата. Невероятно таинственный и непонятный, но все же мой брат, и до того, как я встретила ее, у меня были некоторые опасения. Я имею в виду, какая девушка будет достаточно хороша для тебя? — Она пихает локтем Лаклана. — Верно, детка?
Он хмыкает в ответ, и она продолжает:
— Но теперь я начинаю думать, может, это ты недостаточно хорош для нее.
— Кайла, — предупреждает ее Лаклан.
Она улыбается мне.
— Я просто шучу, Бригс. Но, действительно. Хорошая работа. И я именно это и имею в виду это. Потому что я всех ненавижу.
— Да что ты, по тебе и не скажешь, — язвительно говорю я.
— Это правда. Только плохо, что вы двое в Лондоне и я здесь. Не так-то просто устроить время для девочек. Например, когда Лаклан ведет себя, как придурок, и мне нужен друг, чтобы заплетать волосы, пока я ем ведро мороженого.
— Да, это похоже на Лаклана, — бросаю на него взгляд и закатываю глаза.
После этого она покидает кухню, забирает мед для Наташи и, прежде чем мы уходим, Лаклан говорит мне:
— Я ничего не скажу Кайле. Не собираюсь ничего говорить Джессике и Дональду. Оставлю все это на твое усмотрение. Просто хочу, чтобы ты знал, никто не будет думать плохо. О любом из вас. Но ты не сможешь вечно держать это внутри. Ты уже достаточно долго хранил все в себе.
Он уходит, и я остаюсь на кухне, рассуждая о том, как регбист стал настолько умнее профессора.
Вечером того же дня, когда пора идти спать, мне в моей старой спальне, Наташе в спальне Лаклана, я стучу в ее дверь.
— Ты в приличном виде? — шепчу я.
— Нет, — говорит она. Я улыбаюсь, глядя в коридор на дверь родительской комнаты, прежде чем войти.
Она, скрестив ноги, в пижаме сидит на кровати и перелистывает старый журнал.
— Эй, — зову я, разочарованный. — Ты почти пристойно выглядишь.
— Ой, — говорит она. — Думал, ты имел в виду в целом.
— Ну, и это тоже, — закрываю дверь и сажусь рядом. — Прости, что все не очень романтично. Я сам едва помещаюсь на кровати.
Она посылает мне нежную улыбку, кладя руку на мою.
— Это прекрасно. Хорошо быть в доме, где чувствуешь тепло, понимаешь? — морщит нос. — Как думаешь, я справилась?
— С моей семьей, ты шутишь? Ты была невероятна. Ты им понравилась.
— Ты уверен? В один момент я стараюсь быть такой правильной, а в следующий, рассказываю им, что моя попа красовалась у всех на виду в аэропорту Рима.
Я сжимаю ее руку, улыбаясь.
— Эта история лишь заставила тебя понравиться им ещё больше. Как и мне. Если честно, я немного завидую этому аэропорту.
— Ты можешь увидеть мою попу в любое время, — отмечает она. — На самом деле моя попа принадлежит тебе, лишь тебе одному.
— О, правда? — поднимаю бровь. — А мы можем оформить это письменно?
— Так я им действительно понравилась?
— Да, — говорю ей. — Как я и знал. Как кто-то может не быть очарован тобой, как и я?
— Ну, вот моя мама может, — говорит она, отводя взгляд.
— Твоя мать не в счет. С собственной семьей всегда непросто. Но, держу пари, даже твоя мать, в глубине души, думает, что ты изумительна. Как и все остальные.
— Думаешь, я понравилась Лаклану?
— Я знаю, что так и есть, — вопросительно смотрю на неё. — В любом случае, Ты узнала его?
— Ты о чем?
— Вы с ним раньше встречались.
— Мы? — она качает головой. — Я бы помнила. Когда?
— Это было в пабе, поэтому не думаю, ты бы вспомнила. Я удивлен, что он помнит, но вот какое впечатление ты производишь на людей.
— Боже мой. Я встретила его в пабе. Что он сказал, он только сегодня рассказал об этом тебе?
Я киваю.
— Он говорит, ты была пьяна и расстроена. Около четырех лет назад здесь, в Эдинбурге. Ты призналась ему и бармену Ренни, который когда-то был в его команде по регби, что влюбилась в женатого мужчину. Думаю, Лаклан дал тебе совет, сказав, что тебе нужно быть...
— Катализатором перемен, — шепчет она. — Теперь я помню, хотя не могу вспомнить его лицо. Просто помню, как говорила и получала эту жидкую смелость. Потом помню, как писала письмо, и ты пришел, и... затем я поцеловала тебя. — Она смотрит вниз на одеяло.
— Эй, — тихо говорю я, наклоняясь, чтобы видеть ее лучше. — Надеюсь, ты не жалеешь об этом. Я, определённо, нет.
— Я была не в себе. Мне никогда не следовало говорить те вещи, и никогда не следовало целовать тебя.
— Что ж, если так, мне никогда не следовало приходить в твою квартиру. Но я хотел увидеть тебя. Мне нужно было посмотреть, чувствуешь ли ты то же самое, что я чувствовал к тебе. Я ни о чём не жалею. Ни что пошел туда, ни о том, что ты поцеловала меня. Это то, что есть, и, полагаю, ты была катализатором, и вещи изменились.
Она с трудом сглатывает.
— Не все перемены хороши, — говорит она тихим голосом.
— Наташа, — предупреждаю ее. — Я сказал тебе, что мы покончили с чувством вины. Я не могу двигаться дальше, двигаться мимо этого, если ты не будешь двигаться со мной. Мы команда, ты это знаешь. Я хочу, чтобы мы обсудили прошлое без чувства вины или стыда. Это единственный выход.
Она кивает, и, надеюсь, действительно принимает это. Знаю, это непросто, но это действительно единственный шанс, который у нас есть.
— Кайла действительно славная, — через мгновение говорит она, и ее голос оживает. — Полный фейерверк. Сначала было трудно понять, почему она и твой брат вместе - они оба кажутся такими разными. Но позже становится очевидно, как сильно они влюблены друг в друга.
А очевидно ли, как сильно я влюблен в тебя? — думаю я. Протягиваю руку и убираю волосы с ее лица, но слова, эти слова, застревают у меня в горле, там, где они сидят уже несколько недель. Я уже говорил об этом в прошлом и имел это в виду, но сейчас, в этой новой фазе, мои чувства еще глубже. На данный момент они превосходят все и делают эти три слова почти устаревшими.
Она пристально смотрит на меня большими глазами, нижняя губа надувается, влажная и мягкая. Я хочу показать ей, что чувствую, мне просто хочется, чтоб мы были в другом месте, не в доме моих родителей. Не то, чтобы это меня когда-либо останавливало.
Я выбираюсь из кровати и запираю дверь, медленно поворачиваясь к ней лицом.
Ее брови поднимаются, и она смотрит на меня, словно спрашивая - мы действительно собираемся сделать это?
Ухмыляюсь, медленно снимая рубашку, пока иду к ней, а затем расстёгиваю брюки.
Она не выглядит взволнованной. Не та реакция, на которую я надеялся.
Я вытаскиваю эрекцию из боксеров, держа твердую, жесткую длину в руке.
Она облизывает губы, показывая кончик розового язычка.
Хорошо, это больше похоже на ту реакцию, которой я ожидал.
— Ты уверен? — тихо спрашивает она, когда я иду к ней, поглаживая член, и наслаждаясь тем, что она не сводит с него глаз. Я наблюдаю, как медленно растет голод, что делает меня ещё тверже.
Киваю.
— Если ты сможешь быть тихой, — шепчу ей. — Ты сможешь быть тихой? Не издашь ни звука?
Кажется, она воспринимает это как достойный вызов. Выражение ее лица становится все более бессмысленным, и она кивает. Выскальзывает из пижамы, пока не оказывается на коленях на кровати, совершенно голая.