— Его сын наследует свою долю, — отвечает Том. — Насколько я знаю, типичный богатый парень, живущий своей лучшей жизнью на Ибице. Вообще-то у меня на него не так уж много инфы. Я не осмеливался подойти слишком близко, на случай, если кто-то пойдет по моему следу.
— Ладно. Звучит плохо. Что тебе известно о двух других?
— Сейчас для нас важна только Элен Синклер. Насколько мне удалось выяснить, она самая доступная из оставшихся боссов.
Медведь хмурится.
— Мне знакомо это имя. ООН, верно?
— Среди прочего. Ее пальцы во многих пирогах, — говорит Том, сжимая губы в тонкую линию. Выражение его лица было мрачным. — Достаточно денег, чтобы финансировать такую операцию, как наша, с ресурсами, чтобы остановить любое дерьмо, летящее в ее сторону, если нас разоблачат.
— Что именно ты собираешься делать? — спрашиваю я.
— Чем меньше ты знаешь, тем лучше, — отвечает мой идиот жених. — Вообще-то, закрой уши, пожалуйста.
Как будто я это сделаю...
— А как насчет разведа в отеле? — спрашивает Медведь.
— Мы прочешем окрестности и проверим это место, прежде чем пытаться проникнуть внутрь. Я не хочу рисковать и откладывать слишком надолго.
— Она придет поболтать?
— Хороший вопрос. Мы понятия не имеем, кто нарушил связь, когда все пошло наперекосяк. Если это была она...
— То мы в дерьме.
Я с интересом наблюдаю за ними.
— Инфа? Развед? Что это за язык — на котором вы говорите?
— Инфа — разведданные. Развед — разведка. — Том оглядывает меня. — Почему ты все еще раздета? Я думал, ты одеваешься.
— Ну, я не могу одновременно заткнуть уши и одеться.
— Да, — говорит он. — Но ты не делаешь ни того, ни другого.
— Как грубо с моей стороны. Я не поздоровался как следует, — говорит Медведь, наклоняясь в сторону, чтобы увидеть меня за Томом. Учитывая, что Медведь видел меня раньше в самолете, эта вежливость кажется мне, мягко говоря, излишней. И все же этот человек кажется решительным. — Как поживаешь, Бетти?
— Хорошо, спасибо.
— Рад снова тебя видеть.
Взгляд Тома ожесточается.
В какую бы игру они ни играли, они могут играть в нее и без меня. Я подхожу, чтобы осмотреть сумки. Первые две сумки полны мужской одежды. Вторая сумка — это женская одежда и нижнее белье.
— Все, что у нас есть, черное?
— Ага, — говорит Медведь. — Это просто практично. Единственный цвет, который действительно скрывает кровь.
— А как насчет красного? — спрашиваю я с любопытством.
— Кровь высыхает более темным красновато-коричневым цветом и становится видимой. — Медведь качает головой. — Никто не хочешь, чтобы враги знали, ранен ты или нет. Кроме того, так будет труднее смешаться с толпой, если пытаешься быстро сбежать. Основа в бегстве — надо слиться с толпой.
— Умно.
Теперь, когда я об этом думаю, это имеет смысл.
— Не то чтобы ты куда-то идешь и рискуешь получить травму, — добавляет Том. — Не пугай ее, парень.
— Я просто спросила, и не испугалась, — говорю я. — Ну, не больше, чем нормальный текущий уровень, боже, мы, вероятно, все равно все умрем ужасной, насильственной смертью. — Но знаете, я уже почти привыкла к этому. Поддерживать состояние постоянного ужаса труднее, чем вы думаете.
Том стоит, скрестив руки на груди, и внимательно наблюдает за своим другом. Или чуваком, который я думаю, может быть, его другом. Однако по его нынешнему взгляду этого не скажешь.
Тем временем Медведь ухмыляется.
— Видишь? Она не испугалась.
Ничего от Тома.
— Мне не терпится попробовать настоящую нью-йоркскую пиццу, — говорю я, в то время как мой желудок урчит, и я игнорирую их тупое соревнование глаз. — Что ты заказал? Потому что я была бы не против пепперони, но с другой стороны, я могла бы съесть ветчину и ананас прямо сейчас. Или что-нибудь другое, например фрикадельки.
От Тома по-прежнему ничего не было.
Однако ухмылка Медведя становится еще шире. В этот момент она занимает все его чертово лицо. Он похож на рекламу зубной пасты для людей с чрезмерной растительностью на лице.
— В принципе, все, что ты мне дашь, я съем, в данный момент я так голодна, — говорю я. — Но на самом деле ты меня не слушаешь, так что я замолчу.
— А? — спрашивает Том, глядя на меня через плечо. — Черт. Прости, детка. Что ты сказала?
— Приношу свои извинения, Бетти. — Медведь смеется. — Он был слишком занят тем, что молча сообщал мне, что если я буду продолжать смотреть на тебя в твоем нынешнем раздетом состоянии, то он медленно убьет меня. Сделает так, чтобы было больно. Разрежет меня на куски и спрячет в лесу. Что-то в этом роде.
— Ему удалось передать все это одним взглядом? — спрашиваю я.
— Это был очень интенсивный взгляд. Он приложил к этому много усилий.
— Ах, — говорю я мудро. — Перестань его заводить, пожалуйста. У нас и без этого достаточно забот.
Медведь вздыхает.
— Извини. Но Ворон был прав, Волк. Ты настоящий собственник, чрезмерно заботливый сукин сын, когда дело касается ее.
Почти уверена, что Том скрипит зубами. Ведь откуда-то исходит этот шум.
— Вот почему я не завязываю отношений, — говорит Медведь, не отрывая взгляда от телевизора. Что галантно, и мудро с его стороны. — Мозги набекрень. А нужно быть начеку, чтобы оставаться на вершине в этой игре. Готовым уйти в любой момент и не беспокоиться о том, что ты кого-то бросишь.
Том просто смотрит на него.
— Для них это тоже не совсем справедливо. Ты постоянно вдали от дома в течение длительного периода времени, часто без контакта, нет знания жив ты или мертв. И даже когда ты дома, ты не можешь говорить о том, что делаешь. Мой отец был морским котиком, и позвольте сказать, что это был ад для моей матери. — Медведь направляется к дивану, устраиваясь поудобнее. Он отказался от формы пилота в пользу джинсов, темной толстовки с капюшоном и кроссовок. Это больше соответствует его бородатой хипстерской эстетике. — То же самое касается друзей и семьи. Если они не бывшие военные, то на самом деле ничего не понимают.
— Звучит одиноко, — говорю я.
— Не-а, — Медведь приветливо улыбается. — Достаточно легко пойти в бар, поболтать с кем-нибудь о какой-нибудь игре по телевизору, может быть, найти подругу для небольшой взрослой игры.
— Ты понимаешь, что ни одна из этих вещей на самом деле не равна настоящим отношениям.
— Вот именно. Теперь ты это понимаешь.
Том фыркает на слова Медведя.
— Ты ошибаешься. Нам нужно оставаться на связи со всеми вещами, за защиту которых мы боремся. Любовь. Семья. Жизнь. Как только мы их потеряем, мы станем просто наемниками.
— Хорошо оплачиваемыми наемниками, — с улыбкой поправляет его Медведь.
Я качаю головой.
— Верно. Ну, я думаю, вы все адреналиновые наркоманы с проблемами в интимной жизни. Но вы — это вы.
Том поворачивается и смотрит на меня. Его горячий взгляд окидывает мое лицо, прежде чем скользнуть вниз по шее и задержаться на ложбинке декольте, виднеющейся прямо над полотенцем. Этот взгляд говорит о том, что у нас было много интима, и совсем недавно. Умник.
Жар собирается на моих щеках, и я наклоняю голову, концентрируясь на том, чтобы собрать одежду. Пара черных узких джинсов, черная водолазка, носки и прочее.
— Конечно, путешествие по миру и все эти захватывающие вещи могут иметь свои моменты. Но вы все время активно подвергаете себя опасности.
— Мы не так уж сильно отличаемся от полицейских или пожарных, — говорит Медведь. — Кто-то должен останавливать плохих парней, спасать котят с деревьев.
Этот мужчина в чем-то прав. Я просто хочу, чтобы человек, делающий опасные вещи, не был кем-то, к кому у меня могут быть сильные чувства. Эгоистично, но что есть, то есть. Если мы останемся вместе, мне просто придется подтянуть трусики большой девочки и иметь дело с тем, что Том часто уезжает, спасая мир. Я наполовину горда и наполовину напугана. Это шаткое равновесие. Но, возможно, ему следовало бы выбрать кого-нибудь менее невротичного и с дерьмовым воображением. Потому что, представляя, как Том пострадает, мне становится больно.
Боже, я не могу снова влюбиться в него, после всего этого времени.
Да, однажды у нас был хороший секс. Мы, наша история и все остальное — это суперсложно, и потребуется больше, чем несколько оргазмов, чтобы все исправить. Хотя это были действительно отличные оргазмы.
— Ты в порядке? — Том гладит меня по плечу. Мне хочется прижаться к нему, усилить контакт. Но я этого не делаю. Еще слишком рано. Конечно, если мы умрем, будет слишком поздно. Как я уже сказала, все суперсложно.
— Гм, да. Прекрасно.