Мне следовало знать это лучше до того, как посягать на такие невероятные вещи.
Счастливые финалы были припасены для других людей. Очевидно, что не для меня.
***
— Марин, — выдохнула я, изо всех сил стараясь не закричать на полную мощь. Имя так быстро сорвалось с губ, что я не успела ничего обдумать. Слишком много часов, слишком много дней я не произносила его.
— Марин, — снова сказала я, немного громче, пытаясь привлечь ее внимание.
Она не пошевелилась. Я не видела ее пухлых губ и идеальных бровей. Не видела ямочку на подбородке или шрам на шее, оставшийся после того, как она в возрасте шести лет упала со скейта.
— Марин! — закричала я, задыхаясь от ее имени. Утопая в нем.
— Марин! Марин! Марин!
Я билась лбом о стену, царапая кожу. Тонкие струйки красной крови затекали в глаза, но меня это не заботило.
Марин была здесь.
Моя милая, милая Марин, была здесь!
— Посмотри на меня! Пожалуйста! — умоляла я, впиваясь пальцами в дерево. Ногти уже были все в крови, но я бы прорыла к ней путь, если бы это было необходимо.
Мне надо к ней прикоснуться. Подержать ее. Я должна была знать, что она на самом деле там. Разум пытался собрать вместе изображения и разрозненные разговоры. Я вспоминала ее лицо, сияющее и улыбающееся. Вспоминала как сжимался желудок и сдавливало в горле.
Слезы.
Крик.
Обвинения и горечь.
Почему она была здесь?
— Если ты хотел устроить пытку, то ты проделал чертовски хорошую работу! — закричала я, царапая стену окровавленными пальцами.
Тот, кто держал меня в заложниках, знал меня слишком хорошо.
— Марин, ты слышишь меня? — я была в панике. В ужасе от того, что обнаружила ее здесь.
— Пожалуйста, просто дай мне посмотреть на нее, — кричала я.
Она дышит? Боже, она вообще жива?
Я не могла этого знать.
Мои глупые, плохо видящие глаза не могли ничего разглядеть дальше ее ног. Я знала, что под джинсами ее кожа гладкая и бледная. Я видела, что на ней моя любимая длинная белая футболка. Она была на ней в день нашего знакомства.
Руки лежали по бокам, ладонями вверх. На ногтях был ярко — красный лак.
***
— Что ты думаешь? — спросила Марин, вытягивая руку перед собой.
Я взяла ее за руку и повнимательнее посмотрела на пальцы. Ее улыбка слегка угасла, но я притворилась, что не заметила этого. Ее рука застыла в моей, я не хотела ее отпускать.
Я держала ее.
— Мне нравится. Как думаешь, сможешь мне также накрасить? — улыбнулась я ей, сплетая наши пальцы. На мгновение ладони соприкоснулись.
Марин рассмеялась, и я проигнорировала как резко она вырвала руку и обняла ей гитару. Потому что, когда она смотрела на меня, весь мир уходил на задний план.
***
Я посмотрела на свои ногти. Бледные ногти, не накрашенные лаком.
Она никогда не красила их.
В пересохшем горле зажгло. В узел скрутило пустой желудок.
— Марин, Марин, Марин, — вновь и вновь повторяла я. От произношения ее имени мне почему-то становилось лучше. Даже если было очевидно, что она не слышит меня.
Я не могла отодвинуться от отверстия в стене. Я прижала лицо к деревянной стене, которая вся была в щепках. Я наблюдала и ждала движения. Хотя бы малейшее подтверждение того, что она в порядке.
Конечно, она не в порядке, тупая ты дура! Она здесь, ведь так? Молча размышляла я.
Как долго Марин здесь? Она была по ту сторону стены все это время? Скорей всего это она стучала...вчера?
Позавчера?
Или час назад?
Я потерялась в днях. Это было не важно.
Марин была здесь.
Все опять вернулось к вопросу почему?
Кто?
Теперь мне стало еще неудобнее от осознания того, что меня заперли не одну.
Я попыталась вспомнить что произошло. Прошлой ночью мы были вместе. Мне нужно собрать кусочки пазла в единую картинку.
Может быть тогда я смогу вытащить нас отсюда.
Потому что теперь не только моя жизнь стояла на кону. Я боролась не только за мою свободу.
Я должна убедиться, что мы сможем выбраться из этого.
— Марин, я найду выход. Обещаю, — прошептала я, боясь быть подслушанной.
Но я не отвела от нее взгляд. Не сейчас.
Не сейчас.
Глава 3
Прошлое
Четыре месяца назад
Негодуя, я села перед окном.
Я была зла. Так сильно зла.
Брэдли не появлялся у моего окна практически неделю.
Не могла поверить, что в четверг он оставил меня одну. Он знал, как тяжело мне дается быть наедине с самой собой.
Он наказывал меня.
Или себя.
Я видела его на территории школы, но он никогда не подходил. Я не шла за ним. Я злилась, мне было больно.
Я не оценила его жестокого урока.
Я чувствовала его взгляд на себе, когда шла с Марин. Пыталась игнорировать его. Пыталась забить. Но мне не нравилось, что он избегал меня.
Это было непривычно. Он никогда не держался от меня подальше до этого.
Он всегда был рядом, хотелось мне этого или нет.
Поначалу я ненавидела его за то, что он был постоянным свидетелем ужасов моей жизни. Но потом он стал моим ровным пульсом. Моей живой постоянной.
Он покрыл мое сердце своей желчной яростью, и теперь я стала от этого зависима.
Я знала, почему он не подходил.
Из-за нее.
Моей Марин.
Меня возмущали его целенаправленные уклонения. Он использовал это как оружие, чтобы навредить мне.
И это работало.
Я знала, что мне следует поговорить с ним, но я не знала, что сказать. Не знала, какая ложь удовлетворит его. Какая правда сделает его счастливым. Что сказать, чтобы уменьшить невероятно сильное чувство предательства? Мир Брэдли был раскрашен в темные цвета и постоянное подозрение. Его представления о мире были сформированы ужасным опытом, и не было пути это изменить.
Я не могла бегать за ним. Не должна. Это была не гордость. Это было что-то, чего я никогда не испытывала.
Нет. Молчала я от разочарования. Оно удерживало меня от него.
Он не пришел ко мне, когда мне это было необходимо. Я зависела от него за закрытой дверью. В час сна мы всегда охраняли друг друга.
Но он не пришел.
И за это было сложно его простить. Не смотря ни на какие причины.
Я сидела в комнате, глядя в сторону его дома, представляя, что он сейчас там. Ему не хватило понимания, когда я сказала, что не могу уйти из дома, в котором выросла. Он рассердился и вспылил, игнорируя тот факт, что сам сейчас живет в том же самом аду.
Соседи не имели ни малейшего понятия, об ужасах, спрятанных за красивой красной дверью.
В пригороде дом выглядел идеально, этакий яблочный пирог на праздничном столе, с ярко голубыми ставнями и нетронутым временем белым сайдингом. Над входным крыльцом его мать повесила американский флаг и поставила цветы в горшках у двери. Окна были чистыми, а трава подстрижена.
Я знала, какой мрак там живет. Я никогда не спрашивала, почему он продолжает там жить. Почему не сбежал сразу же, как только выдалась возможность.