Я киваю.
— Наше убежище обнаружили, когда мне было около восемнадцати, и меня сразу узнали, возможно, благодаря тому, что я очень похожа на свою мать. После того, как они узнали, что я могу быть единственной выжившей, у этих людей была моя фотография повсюду на их внутренних серверах, и моя жизнь была в опасности, поэтому я инсценировала свою смерть, притворилась мужчиной и вступила в армию.
— Чтобы отыскать тех, кто стоит за убийствами.
— Откуда... ты это знаешь?
— Это имеет смысл, поскольку ты сказала, что люди, напавшие на тебя, были солдатами.
— Это было похоже на намеренную зачистку, — я прислоняюсь щекой к его руке, пока он продолжает вытирать мои слезы. — Я до сих пор не понимаю, почему. Мы были богаты, но не были замешаны ни в чем сомнительном. Или, по крайней мере, я так думала.
— Больше не думаешь?
— В то время я была слишком молода, поэтому не вникала в дела нашей семьи. Я считала, что вся охрана, которая была у нас, когда мы куда-то выходили, была частью нашего богатого статуса, но теперь я уверена, что здесь было нечто большее. Мой дядя что-то скрывает от меня, потому что, несмотря на то, что удар был нанесен военными, они были лишь солдатами, выполнявшими приказ. На самом деле организатором убийства мог быть... твой отец.
Он делает паузу, поглаживая мою щеку.
— Роман?
— Я... видела его в нашем главном доме за несколько дней до нападения, а затем еще раз перед той последней миссией со спецназом.
— Хм. Так вот почему ты последовала за мной в Нью-Йорк и была странно расстроена, когда он умер.
— Ага... — Я замялась, а потом проговорила: — Но это было лишь в самом начале. Я хотела поискать информацию, но ничего не нашла, и мне нравилось быть с тобой, так что... клянусь, я не шпионила за тобой.
— Не за чем шпионить. Я понятия не имею, какого хрена Роман делал с твоей семьей, и он не оставил никаких записей, что, признаться, странно, поскольку он делал записи обо всем.
— О. — Мои плечи сгорбились. Значит, это еще один тупик.
— Если Роман и был замешан, то, скорее всего, это произошло из-за неудачного хода главы вашей семьи. Сильной стороной моего отца были игры разума и чистый саботаж. Только так он смог добраться до вершины и заставить кого-то вроде Юлии выйти за него замуж, — он нежно, даже с любовью гладит мою щеку. — Я рассмотрю это со своей позиции.
— Ты... рассмотришь?
— Ты моя жена. Твои проблемы теперь мои.
Я не думала, что когда-нибудь влюблюсь еще сильнее, но я продолжаю влюбляться в этого человека снова и снова.
Конечно, он не имеет никакого отношения к тому, что произошло. Он даже не знал, что его отец был связан с моей семьей.
Я беру его ладонь и целую в верхнюю часть.
— Спасибо.
— Между нами не может быть никаких благодарностей.
Медленно, я сажусь и смотрю на него, затем прикусываю нижнюю губу.
— Что нам теперь делать? Должна ли я снова быть твоим охранником перед остальными или... как быть?
Кирилл садится рядом со мной.
— Ты хочешь быть мужчиной до конца своих дней?
— Нет, но я также не хочу подвергать опасности твое положение.
— В таком случае, у меня есть идеальное решение для этой ситуации. Ты скажешь всем, что уезжаешь, а затем поселишься в принадлежащем мне коттедже в горах. После того, как я закончу здесь дела, я верну тебя обратно в качестве своей жены. Это займет у меня около шести месяцев.
— Шесть месяцев?
— Не волнуйся, — он усмехается. — Я буду заглядывать к тебе несколько раз в неделю.
Одна только мысль о том, что я так рано расстанусь с ним, сжимает мое сердце.
— Но зачем тебе целых шесть месяцев?
— Мне просто нужно, — он целует верхнюю часть моего лба. — Ты сможешь продержаться столько времени для меня?
— Я предпочитаю остаться рядом с тобой в качестве телохранителя, чем уйти в качестве твоей жены.
— Я тоже этого хочу, но я также хочу, чтобы ты чувствовала себя такой же счастливой, как вчера в этом платье. Я хочу, чтобы ты чувствовала себя комфортно в своем теле, Саша. Кроме того, мы должны дать всем время привыкнуть к твоему отсутствию, прежде чем я представлю тебя как... сестру-близнеца Александра, может быть?
Я не могу сдержать улыбку, которая растягивает мои губы.
— Ты действительно все продумал, не так ли?
— Я всегда так поступаю.
— Ты собираешься навещать меня постоянно?
— Конечно. — Он прикусывает мою нижнюю губу. — Ты готова в последний раз переодеться в мужчину?
Я киваю.
Хотя расставаться со всеми будет тяжело, мысль о том, что через несколько месяцев я вернусь, становится столь необходимым бальзамом на рану.
Кирилл не только поможет мне найти правду о моих родителях, но и исполнит мою мечту — жить как женщина.
Больше никаких масок, переодеваний и заточения самой себя внутри.
Я наконец-то буду... свободной.
Я приникаю к губам Кирилла и целую его со всей любовью и благодарностью, которую испытываю к нему.
Он может быть монстром, но он — мой монстр.
И я не хочу, чтобы было как-то иначе.
* * *
Прощание — это самый горько-сладкий процесс, через который я когда-либо проходила.
Карина выплакала все глаза и умоляла меня остаться, а когда я сказала, что не могу, она объявила, что мы больше не разговариваем, и убежала к себе в комнату.
Виктор оттащил меня в сторону и сказал, что он должен был догадаться, что я женщина, но затем он попросил меня не угасать там, пока он не разберется с этим, что было способом великана попросить меня остаться, я полагаю. Он продолжал наблюдать за мной с суженными глазами после того, как отдал Кириллу ключи от коттеджа, в котором я буду жить.
Максим был искренне расстроен и не мог понять, почему я вообще хочу уехать. Для него все это не имело никакого смысла, сколько бы я ни пыталась объяснить, что эта жизнь больше не для меня.
Они с Кариной больше всех злились на это решение и обходили меня стороной.
Юрий выглядел скорее разочарованным, чем рассерженным. Мне кажется, я уловила как он посмотрел на Кирилла, но не знаю, было ли это на самом деле или мне показалось.
Все остальные пожелали мне всего наилучшего, даже если выражения их лиц были осунувшимися. Некоторые мужчины даже утверждали, что оставить их под безжалостным правлением Виктора — это удар ниже пояса.
Анна обняла меня на прощание и подарила мне на прощание сумку, полную контейнеров с едой.
Мне пришлось сдерживать слезы, когда я забиралась в машину, которую мне одолжил Кирилл. Эти люди стали моей семьей, и тот факт, что я должна покинуть их, даже временно, сверлит дыру в моем сердце.
Кирилл стоит у окна и тихо говорит, чтобы только я могла его слышать.
— Дорога до коттеджа займет у тебя около пяти часов. Позвони мне, когда доберешься.
Я киваю и шепчу:
— Когда ты приедешь?
— Через неделю.
— Целую неделю? — я не пытаюсь скрыть разочарование в своем тоне.
— На этой неделе у меня несколько важных встреч, от которых я не могу увильнуть.
— Хорошо, я думаю.
— Знаешь ли ты, что выглядишь очаровательно, когда дуешься?
Я улыбаюсь и не решаюсь прикоснуться к нему, когда все смотрят, включая Карину из-за занавески в ее комнате.
Наклонившись ближе, я говорю:
— Я буду скучать по тебе.
— Черт, — бормочет он. — Теперь я хочу поехать с тобой.
Да, пожалуйста.
— Езжай. — Он постукивает по крыше машины. — Будь собой.
Я ухмыляюсь, машу всем рукой, а затем отъезжаю от особняка.
Прощай, Александр Липовский. Отныне я Александра Морозова.